- Стало быть, вы помните, кто я и в чем заключается моя работа?
- Помню ли я, что вы охотник? – Эгон сделал шаг назад, будто только в тот миг осознал, что находился в непосредственной близости от гильотины. – Конечно. Помню так же ясно, как и ваши уверения о реальности сказок о бессмертии.
- Раз ваша память так хороша, то мне не стоит напоминать причину моего визита.
- Александра. – С его губ это имя звучало слишком серо, слишком безлико, будто бы речь шла не о его кровной дочери, а о погоде.
Я кивнул, не выдавая собственных эмоций.
- Так зачем вы явились в мой дом?
Я смел предположить тогда, что следует использовать первобытную природу человека, а что может быть естественнее чувства страха, потому стянул перчатку с прокаженного запястья.
- Я пришел исполнить свой долг.
Эгон вздрогнул. Я понял, что не прогадал, испытывая его нервную систему на прочность.
- Есть ли у вас последнее желание? – Понятия не имею, как выглядело мое лицо в тот момент, но старался я придать ему вид устрашающий, искривив губы в злорадной ухмылке.
- Последнее желание? – Переспросил Эгон, и рот его дернулся в неуверенной усмешке. – Какой официоз!
Я сделал шаг к нему навстречу, и на душе потеплело, когда этот монстр в облике человека попятился от меня, пока не уперся в письменный стол.
- И вам не жаль Александры? – Эгон боялся. Его глаза были полны смятения и страха.
- В том заключается одна из причин, по которым я делаю это. – Я поднял левую ладонь так, чтобы Эгон мог наблюдать за тем, как кожа на пальцах пузыриться и лопается. – Вы понимаете, что мое касание смертельно для вас?
Видно, совсем отчаявшись, Эгон схватил со стола изумрудного цвета пресс-папье и размахнулся для удара. Я успел отклониться в сторону, так как был готов к подобному поведению, и повалил Эгона на стол, прижав своим весом.
С особым злорадством и предвкушением близкой победы я схватил его убийственной пядью за массивную шею и стал вжимать выпирающий кадык.
Он задыхался. Он трепыхался в конвульсиях. Он умирал.
Когда Эгон затих подо мной, я отступил и понял, что все, что сейчас было проделано, было бесполезной тратой времени. Ладонь не отпечаталась на теле отца Александры, а это значило, что моя сила на него не действует, а инструкция ловца говорила правду.
В тени я выждал его пробуждения. Сложив руки на груди и разглядывая замызганные носки ботинок, я старался не думать о том, что единственным избавлением Александры от ее печальной судьбы может стать только убийство собственного отца.
Эгон проснулся с громких сиплым вдохом и дернулся, когда из темноты ему навстречу вышел я собственной персоной.
- Я жив? – Голос его был глухим от травмы горла, которую я ему с удовольствием нанес.
- Пока да. – Тихо сказал я, чтобы он перестал так судорожно втягивать кислород и весь обратился в слух.
- Вы не убили меня?
- У меня не вышло. – Как бы глупо это не было, врать было не в моем характере, а с этим игроком лучше вести открытую игру. – Но выйдет у нее. – На этих словах он схватился за грудь. – И, как я вижу, вы в курсе.
- Рано или поздно она вернется к своему отцу, как всегда это было. – Прямо на моих глазах вместе с кислородом в легкие Эгона стала собираться и смелость.
- Возможно. – Я покачал головой.
- И вы ничего не сможете с этим поделать.
- Она все сделает сама.
- Никто не знает мою дочь лучше, чем я сам. – Его голос набрал силы, а природная наглость добавила громкости.
Я не ответил. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что вопреки всем громким словам, льющимся с его уст, он боялся. Этот страх было больше не скрыть от моих глаз, как бы он не старался.
С этим знанием, удовлетворившись собственным открытием, я отправился назад к ней, моей Александре.
Навечно ее, Бернард».
~ ДОСТОИНСТВО ~
- Мне не нравится, как вы смотрите на нее. – Взгляд Фредерика был угрожающим, но внутренняя уверенность в проигрыше гасила пылкий огонь в глазах.
- Я скажу еще больше, юноша, вам не нравится то, как она смотрит на меня. – Бернард находился в своей комнате и намеревался стянуть злосчастную перчатку, оказавшись в полном уединении, но Фредерик, следовавший за ним попятам, как только хозяин дома вернулся с долгой и изнурительной прогулки, не дал закончить начатое.
Светлая рубашка на груди Бернарда натянулась, словно парус, и на сокрушительном выдохе его понесло на волнах раздражения к столу, где в его руках тут же оказался хрустальный графин полный до краев наичистейшей воды. Алкоголь был не в его характере. Как только он проснулся в этой ипостаси, то испытывал отвращение ко многим благам этого мира, точно насытился ими сполна в прошлой жизни. Каждый раз, когда он поддавался соблазну, случалось нечто невиданное и трагичное, поэтому в доме его было не найти ничего крепче черного чая.