- Мне иногда кажется, что моему беспокойству и страху нет конца, а вы всегда так холодны, что пробирает до мурашек. Клянусь, даже Дамочка не вызывал во мне столько противоречивых чувств в отличие от вас. – Юноша не оставлял попыток достучаться до истинны.
Губы Бернарда дрогнули в попытке изогнуться в улыбке, но горечь произнесенных им мгновением позже слов, не дала им сделать этого.
-Вечная жизнь не мягкая постель, что дарит безоблачные сны. – Он устремил немигающий взгляд в потолок. – Скорее, это жесткая койка в одиночной камере, где паек столь же омерзителен, как и отхожее место в углу. Срок пожизненный, свидания запрещены, а жизнь бесконечна.
Фредерик проглотил подступивший к горлу комок, полностью осознавая, что судьба сулит ему одиночную камеру по соседству от камеры Бернарда.
- Вы связаны с Александрой едва ли видимой для меня нитью. – Вернувшись мыслями к девушке, занявшей в последние годы все его существо, взгляд его немного просветлел. – Не буду лукавить, эта связь против всякого здравого смысла, но вы отказываетесь понимать это, слепо следуя за иллюзией любви.
- Иллюзия? – Фредерик вспыхнул мгновенно. – Как вы смеете называть смысл чьей-то жизни иллюзией?!
Бернард не реагировал на вспышку гнева своего оппонента, а продолжил дальше четко и ясно выражать свою точку зрения.
- Юноша, вы путаете смысл жизни с источником той самой жизни. Прекратите обманываться, будто бы вами движет не инстинкт самосохранения, а нечто большее. Я устал от вас, как от слепого котенка, который только мутит воду в ведре, сулившему ему стать последним пристанищем!
Фредерик захлебнулся невысказанными словами, оттого просто стоял и открывал беззвучно рот, словно рыба, выброшенная на берег.
- Нелепо и то, что вы все это прекрасно понимаете. Вы не посмели обмануться, подобно Александре, что имеете в остатке что-то от себя самого внутри, но продолжаете путаться и путать девушку, чьей вины в вашей несчастной судьбе нет, но вы настойчиво мстите ей за невысказанные вслух обиды на мир.
- Вы не посмеете упрекнуть меня в неискренности. – Угроза в голосе Фредерика звучала отчетливо на каждой букве.
- Ну, что вы! – Бернард картинно воздел руки к небесам. – Вы крайне честны в своих чувствах, но, увы, лишь к самому себе.
Между ними повисла тишина. Она охладила воспламенившиеся в гневе сердца и уберегла их от перегрева и самовозгорания, которое непременно привело бы к самоуничтожению.
- Судя по вашему растерянному виду, вы, хоть и отчасти, согласны со мной. – Бернард окинул быстрым взглядом поникшую темную фигуру рядом с ним. – Что, надо признаться, несказанно радует. Мне не терпится, наконец-то, избавиться от тяжкого груза лжи и обмана. Они, знаете ли, рано или поздно одерживают власть даже над самым непреклонными личностями, если вовремя не перекрыть им кислород. Не зря всякое зло сравнивают с обезумевшим пламенем, пожирающем все на своем пути. Ложь выстраивает свой хитроумный план подобным же образом. – Мужчина тяжело вздохнул и, заслышав знакомые шаги в коридоре, вмиг оказался на ногах. – Не знаю, как будет угодно вам, молодой человек, но мне претит мысль о том, что моей жизнью может управлять кто-то помимо меня. Хватило того, что я родился на свет без собственного на то согласия.
Фредерик усмехнулся. Ему пришлось не только родиться, но и умереть по чужой воле. Теперь же он влачил собственное бездушное тело на чужом топливе, которого не просил. Но он никак не мог признаться себе, что его привязанность к Александре объясняется чем-то настолько очевидным, когда осколки одной души, просто-напросто, стремятся друг к другу, вопреки всякому здравому смыслу носителей. Ему хотелось доказать Бернарду, а прежде всего, самому себе, что между ним и Александрой есть нечто большее. Не иначе, как истинная сила этого мира, что заключается в любви, связала их и подарила прекрасные мгновения.
А, может, все это лишь приятный обман.
Бернард вышел из комнаты поприветствовать ту, которой были заняты все мысли Фредерика. Он решил прояснить все раз и навсегда, но позже. Сначала ему надо разобраться с собственным сердцем, если оно у него имеется.
~ ПАМЯТЬ ~
- Мать всегда говорила мне, что я обязан. Все ее разговоры сводились лишь к моим обязанностям как сына, ученика, или же… мужчины. - Молодой человек, весьма женственный, поглаживал головку маленькой дамы, примостившейся у него на груди. Он перебирал ее светлые локоны небрежно, неаккуратно. – Из всех этих разговор я запомнил фразу, сказанную отцом при смерти: «Можно творить, что душе угодно, но ты не обязан этого делать». Тогда я понял. Понял единственно важную вещь. Они оба были правы.