Ему казалось, что в том доме, где он по случайному стечению обстоятельств оказался желанным гостем, Берри был единственным, кто до сих пор хранил память о хозяйской племяннице и помнил, как наяву, взор ее голубых глаз, смотрящих на него с любопытством в ту первую ночь. Он не подавал виду, но не спал. Тогда Александра показалась ему весьма странной и нахальной, когда назвала его девчонкой, но теперь эти воспоминания окрасились в теплые тона и грели своими лучами в холодные дни. Таких в течение жизни Берри прибавилось, хоть отбавляй.
Фредерик вел себя странно. Во-первых, так легко и просто он произнес ее имя, точно не она погибла в огне много лет назад, точно не ее отчаянный вопль до сих пор звучит в ушах Берри. Во-вторых, он все реже появлялся дома, все чаще пропадала где-то, что даже сам Эгон перестал интересоваться отсутствием Фредерика и все реже проводил свои страшны исследования их общего феноменального недуга. В-третьих, уж очень живо Фредерик летел вдоль домов и людей, не замечая ничего и никого вокруг. Это чувство воодушевления оказалось заразным, Берри уже чувствовал эту волну совместного счастья, которым непременно нужно поделиться.
От скрипа калитки Берри пришел в себя. Солнце находилось в зените, поэтому тень от дома полностью накрывала их свои полотном. Внутри у Берри что-то шелохнулось и с громким стуком ударилось о ребра. Давно забывшее как работать, сердце неожиданно пришло в норму. Воздух вдруг показался юному дарованию чище и насыщеннее, отчего задышалось, как никогда, легко и приятно. Его взгляд упал на окно, где едва заметное движения заставило тяжелую зеленую занавеску пустить неспокойную волну.
Не задавая лишних вопросов, Берри проследовал за Фредериком на высокое крыльцо. Он позвонил в колокольчик, висящий над дверь, его язычок разнес по улице ласковый напевный перезвон. Им тотчас открыли, на пороге стоял высокий и статный мужчина.
- Бернард. – Представился он и пожал руку недоумевающего Берри. – Прошу. – Бернард улыбнулся и пригласил их в дом.
- Знакомьтесь, Дамочка. – Фредерик не стал ждать, когда гость придет в себя и сможет сам представиться, поэтому бесцеремонно кинула в лицо хозяину дома глупое прозвище своего друга и решительно протолкнул Берри в гостиную.
В комнате было мало света. После солнечного безрассудства, вот так оказаться в полутьме, все равно, что ослепнуть на время. Берри чаще заморгал, чтобы поскорее избавиться от временного неудобства.
- Здравствуй. – Тихий голос произнес это из недр тьмы.
Заслышав знакомый и кроткий тон, Берри замер. Он не мог поверить, что слышит наяву голос той, что столько лет пытался похоронить в своем сердце.
Она медленно вышла из темноты, шелестя юбками простого платья, и осторожно подняла на него взгляд.
Берри в испуге отпрянул назад.
Фредерик и Бернард издалека наблюдали эту картину. Они видели, как Александра, постепенно приближаясь, что-то говорила Берри с полными слез глазами. Видели, как молодой человек прикрыл рот рукой. Видели, как он зло усмехнулся, роняя алмазные капли на свою могучую грудь, и не дал Александре прикоснуться к нему. Он избегал ее рук, точно она была прокаженный, донимающей его просьбой о подати.
Берри развернулся на одних пятках, растер ладонями мокрое от слез лицо и, не сказав ни слова, покинул их.
Александра осталась стоять так еще очень долго. Она не плакала, не жаловалась, не причитала. Она просто ждала. Ожидание мучительно больно отзывалось в сердце, но Берри имел право на такое поведение. Он имел право на большее, никогда более не встречать ту, что причинила ему так много страданий.
~ ВСЁ НЕ ТАК ПРОСТО ~
Если посягнуть на лавры ясновидца и вызнать все тайны человека, стоящего перед ней, то Александра выдала бы одно единственно слово, которое всегда исключительно точно отзывалось в ее груди рядом с ним. Уют. И ничего больше. А разве нужно, это больше, когда один его взгляд дарит ощущение дома и покоя?
- Я не знаю, что должен сейчас говорить. – Голова Берри склонилась на бок. Он как мог, не переходя рамки дозволенного, пытался насладиться тем, что видит.
Она жива и всегда была, но все утверждали обратное. На самом деле, все это время Берри лгал сам себе, никто в доме Эгона ни разу с момента ее смерти не заводил разговор об Александре. Конечно, ему казалось странным холодность дяди к племяннице, которую он так горячо опекал. Однако, опасения и сомнения, были заглушены болью потери, оттого Берри был даже рад такой безучастности к общей утрате. Порой ему казалось, что лишь он один единственный все еще помнит о ней, что его единственного преследует ее образ в каждом уголке того дома.