Мистер Монтроуз все говорил и говорил до самого Нью-Йорка, а я все сидела и только слушала. Ну и, по словам мистера Монтроуза, выходило, что Шекспир — очень великий драматург, а «Гамлет» — знаменитая трагедия, а что касается романов, то у него нет сомнений, что все должны читать Диккенса. А когда мы разговаривали о поэзии, он так декламировал «Охоту Дана Макгрю», что я слышала, как палят из ружей.
И тогда я попросила мистера Монтроуза рассказать мне все о себе. Ну и оказалось, что мистер Монтроуз возвращается домой из Вашингтона, округ Колумбия, где он ходил в болгарское посольство, чтобы узнать, не сможет ли Болгария дать деньги на сценарий, который он написал на историческую тему — о сексуальной жизни Долли Мэдисон. Ну а с болгарами он познакомился в болгарском ресторане на Лексингтон-авеню, и именно поэтому ему пришла в голову идея попробовать получить у них деньги. Потому что мистер Монтроуз сказал, что он вполне мог бы наполнить весь сценарий болгарской пропагандой. И еще он сказал болгарскому послу, что его просто передергивает всякий раз, когда он видит, как невежественны американские любители кино во всем, что касается Болгарии.
Ну и тогда я сказала мистеру Монтроузу, что чувствую себя очень, очень незначительной, разговаривая с таким джентльменом, как он, который так много знает о Болгарии, тогда как единственное, что знаю о ней я, — что это где-то там, в Европе.
Ну и мистер Монтроуз сказал, что болгарский посол сомневается, что Долли Мэдисон — это очень важно для Болгарии, но мистер Монтроуз объяснил ему, что это потому он так считает, что практически ничего не знает о драматической конструкции. Потому что ведь в сценарии можно так все устроить, что у Долли Мэдисон был бы всего один любовник, который был бы болгарином и который собирался бы на ней жениться. Ну и тогда Долли могло бы стать интересно, на кого были бы похожи ее правнуки, выйди она замуж за болгарина, и тогда она могла бы сесть и мысленно представить себе Болгарию 1925 года, и тогда мистер Монтроуз съездил бы в Болгарию, чтобы сфотографировать ее пейзажи.
Однако болгарский посол отверг все предложения, но дал мистеру Монтроузу большую бутыль болгарского национального напитка. Ну и этот болгарский национальный напиток и в самом деле напоминает воду и поначалу кажется совсем некрепким, но пять минут спустя вам станет ясно, что вы ошиблись. Но про себя я подумала, что если подобная ошибка поможет мне забыть все то, что мне пришлось увидеть в Пенсильвании у Генри, то мне это просто необходимо. Ну и тогда мы выпили еще.
Ну а потом мистер Монтроуз рассказал, как тяжело ему живется в кинобизнесе, потому что никто не понимает его сценариев, которые выше их понимания. Потому что когда мистер Монтроуз пишет, например, о сексе, то это напоминает психологию, тогда как если о сексе пишут другие, то там нет ничего, кроме откровенных неглиже и красочных купаний в ванне, и мистер Монтроуз говорит, что у кино нет будущего, пока кино не станет говорить о сексе прямо и не признает, что сексуальные проблемы у женщин в двадцать пять ничуть не меньше, чем у девушки в шестнадцать.
Потому что мистер Монтроуз любит писать о женщинах, которые знают жизнь, и не выносит, когда на роли женщин, которые знают жизнь, идут пятнадцатилетние малышки, ничего о ней не знающие и даже ни разу не сидевшие в тюрьме.
Ну и тут, к нашему удивлению, оказалось, что мы уже в Нью-Йорке, и тогда я задумалась, почему такая же поездка с Генри в его «роллс-ройсе» показалась мне просто бесконечной? Ну и я решила, что деньги — это еще не все и что мозги — это главное.
Ну и мистер Монтроуз отвез меня домой, и теперь мы собираемся встречаться почти каждый день на ланче в «Ритце», чтобы продолжить наши литературные беседы.
А потом мне пришлось сесть и подумать, как мне отделаться от Генри, но в то же время не сделать ничего такого, о чем позднее я могла бы пожалеть. Ну и тогда я послала за Дороти. Потому что хотя Дороти, конечно, и не сильна в том, как заставить джентльмена потратить деньги, но у нее наверняка полно идей, как от него избавиться.
Сначала Дороти спросила, почему бы мне не воспользоваться случаем и не женить на себе Генри, потому что у нее есть такая мысль, что недели через две после свадьбы Генри непременно покончил бы с собой. И тогда я рассказала ей о своем плане сделать много-много покупок, и потом послать за Генри, и устроить все так, чтобы меня не было дома, когда он приедет, но чтобы там была Дороти, которая могла бы начать с ним беседу.