Разница здесь только в одном — в качестве света. В тот день было облачно, и свет был более рассеянным. Если бы день был солнечным, мы бы все равно снимали. Мне понравилось ваше замечание — никто еще не говорил мне, что эти кадры напоминают снимки «поляроида», и вот почему. В фильме есть одна вещь, которая, возможно, не сразу бросается в глаза: если вы вспомните голос, который звучит за кадром в начале и в конце фильма, то вам станет ясно, что все события фильма имели место в прошлом, а голос за кадром относится к будущему или, скорее, к настоящему.
Я хотел, чтобы фильм представлял собой воспоминания Алли, — чтобы передать это, я использовал наплывы. В последнем кадре перед нами наплывом появляется несколько комнат, как бы возвращая нас в прошлое. Иными словами, сейчас комната пуста, но наплыв наполняет ее: в комнате появляется девушка, потом кровать, проигрыватель — они возникают из ниоткуда, а на самом деле это флэшбэк, который возвращает нас в самое начало фильма. Но я не хотел подчеркивать это особо, последние кадры скорее напоминают сон.
Почему, покидая Нью-Йорк, Алли садится на пароход, а не на самолет? Он выбирает довольно старомодный способ путешествия.
Для Алли это очевидная смена темпа. В фильме он замечает, что хочет жить быстро и умереть молодым, а в финале покидает Нью-Йорк как-то очень неторопливо.
Он решил поплыть на пароходе, потому что путешествие на корабле или на поезде дает больше времени на размышления, на то, чтобы расстаться с прошлым. Я решил, что Алли сядет на пароход, дабы подчеркнуть, что Европу и Америку разделяет океан. Если бы он летел на самолете, он бы просто-напросто преодолел определенное расстояние — все равно над землей или над водой. Я хотел подчеркнуть — Алли должен переплыть океан, чтобы попасть на другую сторону.
Джим Джармуш. Харлан Джейкобсон / 1984
Первая публикация: Film Comment, Vol. 21, №1, 1985, January/February, p. 54, 60—62. Печатается с разрешения автора.
Самая большая знаменитость, появившаяся на свет в Акроне — не считая рекламного дирижабля фирмы «Гудьир», — это Джим Джармуш, чей фильм «Страннее рая» создает новый образ Америки. Это Кливленд, где Господь отдыхал от трудов, после того как сотворил озеро Эри. Это «Герника», только без ее ужасов, это парк развлечений с проржавевшими аттракционами, парк, в котором все мы — мыши, благополучно пережившие смерть титанов, и жизнь наша — сплошное раздолбайство.
«Страннее рая» — не столько рассказ о чужаках и отчуждении, сколько притча о снижении стандартов. Три персонажа джармушевского фильма — Ева, Уилли и Эдди — пытаются осуществить ту самую американскую мечту. Они отправляются в путь, прямо как в «Волшебнике страны Оз». А дороге все нет конца, кругом сплошное однообразие. Это не сказочная дорога из желтого кирпича, здесь никто не знает, как все это работает, и только госпожа Неудача со своими дурацкими шуточками все время тут как тут. Это жизнь Ральфа Крэмдена, Эда Нортона и Эллис[4], перенесенная в восьмидесятые, где телевидение по-прежнему властвует над умами.
«Страннее рая» — это второй фильм Джармуша (первый, «Вечные каникулы», — 80-минутная преамбула к нему, повествующая о бродяжничестве). В первой части этой черно-белой трилогии Ева (Эстер Балинт) приезжает из Будапешта и вторгается в жизнь Уилли (Джон Лури) и Эдди (Ричард Эдсон). Эти двое — перенесенные в наши дни персонажи Деймона Раньона[5], в темных очках и мягких фетровых шляпах. И это Новый Свет? Похоже, с Евой сыграли злую шутку. На улицах царит разруха, в квартире полный бардак, а культура глумится сама над собой. «Качество, которому вы доверяете» — гласит вывеска на разбитой в хлам бензоколонке; «Отвали, дядя Сэм!» — надрывается граффити (стоит только всем этим мыльным пузырям лопнуть — так и будет). В предыстории Будапешт был, видимо, в цвете.
Знакомство Евы с Уилли — получасовой фильм, снятый на сорок минут пленки, не использованной Вимом Вендерсом на съемках его фильма «Положение вещей», — стало начальным эпизодом джармушевского «Рая». Как и его героиня Ева, режиссер нашел способ достать деньги—и вот за скромную сумму, сто двадцать тысяч, он доснимает вторую и третью части. Но это давно уже не новость. Фильм приобрел бешеную популярность; талант Джармуша, предъявленный в этой серии tableux vivant2, населенной тремя его двойниками, пробивает себе дорогу. Все-таки Огайо — это не образ мыслей. Это образ жизни. Впрочем, как и остальные сорок девять штатов.
5