Фермерский дом в Килмани был квадратным, хорошо построенным, стоял в стороне от дороги, с примыкающими с боков и сзади хозяйственными постройками. Слева от широкой входной двери всегда ждала гостей отведенная для них комната. Справа располагалась гостиная и большая столовая с огромным столом, чтобы хватило места всем друзьям и родственникам, которые заполняли дом. Комнаты за кухней включали спальни прислуги, а наверху была большая ванная, гостевая спальня и еще три спальни. Лестничный пролет разделялся, открывая дорогу к еще нескольким спальням над входной дверью, которые семья занимала в разных комбинациях в разное время. Им приходилось удваивать их количество, когда из Глазго прибывали эвакуированные из-под бомбежек.
Это был просторный и счастливый дом. За Бетти и Джимом присматривала няня, и, кроме того, в дома постоянно жили две служанки. Семейные собрания были частыми, большими и шумными, а по выходным родственники и друзья собирались поболтать, особенно часто в летнее время. Отец семьи был ответственным, трудолюбивым, старшим ребенком из девяти, четверо из которых были его младшими братьями, и чувствовал ответственность за то, чтобы все было сделано надлежащим образом. Педантичный и надежный, он выговаривал тем, кто не обладали этими качествами.
Пресвитерианский староста в Килмани, Джеймс Кларк с 1931 по 1942 год также избирался сессионным клерком, чей пост был ключевым в комитете управлявшем церковью. Сессионный клерк был мирской должностью в Шотландской Церкви и породил семейные шутки о том, что Джима едва не окрестили Джеймс Сессионный Кларк.
Сестра Джима Бетти считает, что у ее отца была сильная, уверенная пресвитерианская вера: «Я думаю, сдержанные шотландцы мало говорят об этом, но он регулярно ходил в церковь». Когда старшие сестры ходили в воскресную школу, она сопровождала отца. «Он был старостой, так что нам нужно было идти рано, и я забиралась на кафедру и ждала остальных. Мама тоже приходила, когда она не была слишком занята, готовя воскресный обед».
Джеймс обычно уезжал далеко, чтобы найти хорошие цены на скот и овец, и во время одного путешествия к Шотландским границам нашел ферму Эддингтон-Майнс возле Данса. Он осмотрел её и в течение нескольких дней согласовал сделку. Это не было внезапным порывом: он думал, что Мерс в Бервикшире, плодородная равнина к северу от реки Твид, была одной из лучших сельскохозяйственных областей в Шотландии. Вести хозяйство там было заветной мечтой и целью; фермеры с севера и запада все еще приезжают на Границы в поисках плодородной почвы и мягкого климата. Это одна из самых солнечных частей Шотландии, хотя восточный ветер, дующий через Северное море из Скандинавии, может принести ледяной холод или загнать влажный туман далеко вглубь страны.
Джим Кларк пошел в деревенскую школу в Килмани с сестрой Бетти. Изабель училась в школе в другой деревне, а Мэтти и Сьюзан были уже достаточно взрослыми, чтобы ездить на поезде в старшую школу Данди, через серебристый Тай из бессмертной поэмы Уильяма МакГонагалла. Их отец купил Эддингтон-Майнс в мае 1942 года, но была только первая неделя августа, до того, как семья переехала. Сьюзан было 14 лет, так что она и Изабель ездили в Старшую школу Бервикшира. Джим и Бетти ходили пешком или ездили на велосипедах в младшую школу в Чёнсайде, где они были яркими школьниками в великолепном здании, шедевре архитектуры, которое было больше похоже на загородный одеон, чем на небольшой деревенский дом знаний. Построенный в тридцатых годах, он был чем-то вроде местного отличительного знака, которым небольшой приграничный городок очень гордился.
В Эддингтон-Майнсе была дюжина или что-то около того коттеджей, занятых рабочими фермы, и еще шесть поодаль, так что местных детей в школе с Джимом и Бетти было достаточно. Они играли в сложные школьные игры, зимой катались на санках и на коньках на озере, которое замерзало от холодного дыхания северо-восточного ветра.
Джим был на хорошем счету в школьных спортивных секциях, Бетти рассказывала, что у него было хорошее чувство равновесия, и он был быстр и ловок. Он обычно побеждал ее в настольный теннис на большом коричневом обеденном столе. Когда приходили гости, он включался в горячую игру во французский крикет или в теннис на широкой лужайке Эддингтона. Чтобы поиграть в теннис более серьезно, они ездили на велосипеде на травяной корт к Эддингтонскому мукомольному цеху, где он играл хорошо, не считая склонности к ударам в крикетном стиле. Дождливые дни означали многочасовые партии в «Монополию». Летом были долгие разговоры, собаки, с которыми нужно было гулять, и животные, за которыми - ухаживать. Детство проходило в деревенской идиллии: мало волнений, много тесных семейных отношений.
Джим оставался в школе в Чёнсайде, пока, когда тучи войны рассеялись и в жизни вновь появилась уверенность, их с Бетти не отправили в интернат. Джим учился в Клифтон-Холле, подготовительной школе возле Эдинбурга, с 1946 по 1949 год, а Бетти с другими девочками Шотландских границ - в Сент-Хилари, которую во время войны эвакуировали из Эдинбурга в замок Телестэйн в Лодере.
Джим пошел в школу в Лоретто с зимнего семестра 1949 года, к тому времени Сант-Хилари вернули в Эдинбург, так что на экскурсии в столицу с мамой обычно ездили оба, и Бетти тесно общалась с братом. Джим любил музыку, они ходили на концерты оркестра в Ашер-Холл, и Бетти помнит, что среди его любимых представлений был Александр Бородин и его эпический «Князь Игорь» и знаменитые «Половецкие пляски». Он пел в хоре Лоретто, принимал участие в постановке «Страстей по Матфею» и однажды, к удивлению матери, пел соло на богослужении в воскресенье.
Когда он появился на «Пластинках необитаемого острова» [1] с Роем Пломли в 1964 году, его выбор записей был очень широким, от мелодичного хора «Орфей» из Глазго до «Whistlin' Rufus» Криса Барбера, включая Билли Джея Крамера и группу шотландского танца Джимми Шэнда. «Muckin' o' Geordie's Byre» Энди Стюарта напоминала ему о ферме, а «The Party's Over» в исполнении Пегги Ли, - возможно, о романтических вечерах где-то далеко. Кроме того, он выбрал отрывки из знаменитой юмористической речи Джерарда Хоффнунга на «Оксфорд Юнион» и «Овца может пастись спокойно» Баха, которую органист в Лоретто обычно играл уже для себя после вечерней службы.