Целыми днями Лукас колесил по острову: сядет на свой паровозик и ездит туда-сюда по извилистым рельсам — с одного конца острова на другой, через все пять туннелей, а потом обратно, и так с утра до вечера — все чин чином, и никаких тебе происшествий или там приключений. Кристофу было явно по душе такое занятие — бодро катил он по замысловатым путям, сопя и пыхтя от удовольствия. Ему было так хорошо, что иногда от избытка чувств он принимался упоенно посвистывать. Тогда к нему присоединялся Лукас, и они весело катили и свистели на два голоса. Особенно здорово это получалось в туннелях — ведь там такое замечательное эхо.
Лукас и Кристоф были, конечно же, не единственными обитателями Медландии. Кроме них здесь жил, например, медландский король, который правил всей страной. Он занимал тот самый дворец, что стоял на горе между двумя вершинами. Короля звали Альфонс Без Четверти Двенадцатый — потому что он родился без четверти двенадцать. Он был неплохим правителем. Во всяком случае, никто о нем не мог сказать ничего худого, как, впрочем, и хорошего, да и что можно сказать о короле, который, как правило, сидит у себя во дворце в красном плюшевом халате и в клетчатых шлепанцах и болтает по телефону. Для этого он велел установить себе специальный королевский аппарат — очень большой и весь из золота.
У Альфонса Без Четверти Двенадцатого было двое подданных — это не считая Лукаса, который не мог быть настоящим подданным, так как и без того был завален работой.
Первого подданного звали господин Пиджакер. Он очень любил гулять. На прогулку он всегда выходил в черном котелке и еще непременно брал с собою зонтик, которым, впрочем, пользовался крайне редко. Чаще всего он просто носил его под мышкой. Жил господин Пиджакер в самом обыкновенном доме. Никаких определенных занятий у него не было. Он просто гулял и просто жил. Он-то и был как раз настоящим подданным, ведь настоящий подданный только и существует для того, чтобы им управляли, а это, собственно говоря, и составляло основное занятие господина Пиджакера. Иногда, правда, он еще раскрывал свой зонтик — но это случалось редко, только когда шел дождь. Больше о господине Пиджакере вроде как и рассказывать нечего.
Вторым подданным, точнее, подданной, была дама (заметим сразу — очень и очень милая). По своей комплекции она чем-то напоминала Кристофа — кругленькая, упитанная, настоящая толстушка-пампушка, хотя, пожалуй, не такая толстая, как паровоз Кристоф.
У нее были симпатичные щечки-яблочки, и звали ее фрау Каакс. С двумя «а». Видимо, кто-то из ее предков стал под старость туг на ухо, вот и прозвали его люди Каакс — оттого, что он, наверное, по сто раз на день переспрашивал: «Каак? Каак?» Так и осталось за ним это прозвище.
Фрау Каакс жила в доме, в котором размещался маленький магазинчик. Здесь можно было купить все, что душе угодно, — жевательную резинку, газеты, шнурки, молоко, стельки, масло, шпинат, садовые ножницы, сахар, соль, батарейки, точилки, кошельки, путеводители для туристов, универсальный клей, — короче говоря, все.
Путеводители, правда, большим спросом не пользовались. Да оно и понятно — туристов в Медландии, прямо скажем, не густо, точнее — ни одного. Покупал путеводители только господин Пиджакер, да и то не регулярно, а так, время от времени, и не потому, что они были ему особо нужны, просто он хотел сделать что-нибудь приятное фрау Каакс, с которой любил поболтать о том о сем.
Да, кстати, чуть не забыл еще одну важную деталь. Король показывался народу только по праздникам, ведь все остальное время он был страшно занят: править страной дело нешуточное. Но по праздникам он обычно подходил к окну — это происходило всегда ровно без четверти двенадцать — и приветливо махал рукой своим подданным. Ликующие подданные в ответ на это начинали бросать в воздух шляпы, а Лукас просил Кристофа немножко посвистеть. Потом обыкновенно всем раздавали ванильное мороженое, а по особо торжественным дням — земляничное. Мороженое король заказывал у фрау Каакс, так как она была большой мастерицей по этой части.
Да, что ни говори, а хорошо жилось в Медландии! И все бы так и шло себе дальше, если бы однажды не… — вот тут-то и начинается наконец наша история.