— Я тебя спас, дурачок, — говорил вечером Лот Джину. — Тран Ле Чин была разведчицей Вьетконга, репортером его бамбукового телеграфа. Я прикончил ее для того, чтобы дело не дошло до расследования, чтобы не выяснилось, что из-за тебя сорвалась важнейшая операция.
— Почему она сама оказалась на поле боя? — проговорил Джин. Он сидел, опустив голову, сжимая кулаками виски. — Должно быть, она все-таки любила меня и хотела спасти, — пробормотал Джин.
— Патриотизм, выходит, сильнее любви, — ухмыльнулся Лот. — Выше голову, малыш. Завьем горе веревочкой.
Джин с трудом встал.
— Я не могу тебя видеть, Лот, — проговорил он. — Сегодня не могу.
— Понимаю, — сказал Лот. — Пока.
Джин вышел из бара. В холле его остановил портье и передал пакет от прибывшего днем из Манилы конгрессмена Клиффорда Рейли. В пакете была записка конгрессмена и маленький конверт.
«Лейтенант Грин, — писал конгрессмен. — Миссис Ширли М. Грант, с которой я встретился в Маниле, попросила меня передать вам это письмо. С уважением…»
Джин смял записку и конверт, бросил бумаги в мусорную урну и зашагал к лифту. Он не видел, как к урне тенью скользнул Тео Костецкий-Брудерак…
Лот подъехал на юрком «рено» к американскому посольству, уплатил, выйдя из машины, таксисту и мельком взглянул на неотступно следовавшего за ним от самого отеля до посольства вьетнамца на мотороллере марки «Хондо». Вьетнамец — лицо его было скрыто каской с огромными очками — проехал мимо. Кто он? Агент армии? Военно-морского флота? Посольства? Информационной службы США? Военной полиции? Сайгонских марионеток? Или Вьетконга? Все они имеют свою разведку и соперничают друг с другом.
Лот поднялся на второй этаж посольства, где помещается штаб ЦРУ в Сайгоне, руководящий тремя группами своих работников — администраторов, полевых наблюдателей и «инфильтраторов». Последние — секретные сотрудники, информаторы и оперативники — скрытно действовали во всех американских и правительственных органах в Южном Вьетнаме. В ведении ЦРУ находится и «Группа совместных исследований», которая руководит деятельностью зеленоберетчиков. Одним из офицеров связи этой группы и был недавно назначен майор Лот.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
ПРИЗРАКИ И ВИКИНГИ
— Срочно передай эту радиограмму в штаб Баткэт! — сказал командир команды «Акбэт-234» первый лейтенант Джин Грин, вырывая исписанный лист из блокнота. — Кажется, плохи наши дела, Мэт: разведка установила, что три батальона Вьетконга — целый полк — собирается напасть на наш пост завтра утром. Нет, уже не завтра, — он мельком глянул на ручные часы, — а сегодня!
Мэт, сидя перед походной рацией ПРЦ-10 и большой настенной картой Вьетнама, немедленно начал зашифровывать радиограмму:
«Баткэт-11» от «Акбэт-234». Ожидаю завтра утром нападение на пост силами трех батальонов Виктор-Чарли. Агентурные сведения из источников А-1. Я окружен и отрезан. Мои силы — кроме полной команды «зеленых беретов», команда «красных беретов» ЛЛДБ без боевого опыта, полуразвалившийся батальон АРВН и рота СИДГ. По данным разведки, Ви-Си еще не подбросили тяжелое оружие. Прошу выслать по меньшей мере два батальона. АРВН из Фань-Чау с задачей ударить в тыл Ви-Си. Остерегайтесь засад. Также прошу обеспечить с рассвета максимальную воздушную поддержку — непрерывную бомбежку джунглей по всему периметру моей белой зоны…»
Мэт — отличный радист, при армейской норме передачи десяти пятизначных групп в минуту он передает втрое больше. Он пользовался особым шифром, чтобы его радиограммы не прочитали армейская и военно-морская разведки США.
Джин еще раз взглянул на часы. До рассвета — три часа. А вдруг вьетконговцы начнут штурм ночью, в темноте? Тогда надо будет немедленно вызвать самолеты, чтобы они осветили ракетами все джунгли и вырубку белой зоны вокруг поста. Вспыхнут осветительные бомбы, загорится напалм, и тропическая ночь станет днем.
Он вышел из радиорубки, вдохнул душный, влажный воздух, густой от испарений джунглей, поглядел в плотную, беспросветную темень. Было тихо, только стучал дизельный движок, рыдали ящерицы гекко да за черной стеной джунглей тараторили разбуженные вьетконговцами гиббоны. Джин поежился и, сильно прихрамывая, зашагал к офицерскому бараку, в котором он располагался со своим Экс-Оу — начальником штаба первым лейтенантом Фрэнком Хартом.
Фрэнк не спал. Он лежал под москитной сеткой, заложив руки за голову, и смотрел в бетонный потолок. Мало ли о чем думает человек перед боем! На цементном полу валялась непрочитанная книжка в яркой бумажной обложке: «Сокровищница непристойностей. Самые сочные места из эротических произведений всех времен и народов».
Ясно было, что, по крайне мере, в эти минуты мысли этого прыщеватого козла Фрэнки были безмерно далеки от лупанаров Сайгона, где он планомерно прочесывал бордель за борделем.
Над кроватью Фрэнки висели фотокарточки голых красоток, «любивших» Фрэнки в домах терпимости Сайгона, Бангкока, Гонконга, Токио и Сингапура. Над койкой Джина — слоновый бивень с искусно вырезанным вьетнамским пейзажем, образцы живописи по лаку и шелку и другие сувениры Вьетнама.
Джин снял со стены пистолетный ремень и сбрую с подсумками, набитыми четырьмястами патронами к Ар-15 — своему автоматическому карабину.
Фрэнки взглянул на него вопросительно, но тут же по лицу командира понял, что ничего нового нет.
— Как твоя рана, Джин? — спросил Фрэнки, поднимая с пола открытую бутылку французского пива «Ля-Рю».
Две недели назад, когда Джин и его команда сменили другую, обалдевшую от радости команду «зеленых беретов» в этой богом проклятой дыре, Джина ранил бамбуковой стрелой вьетконговец-невидимка во время первой же рекогносцировки в джунглях. Рана оказалась легкой, стрела прошла сквозь мягкие ткани и оказалась неотравленной, и Джин наотрез отказался оставить команду и уехать в сайгонский госпиталь или специальный госпиталь для «зеленых беретов» в приморском курортном городе Ня-Транге.
— Да ничего! — ответил Джин, застегивая ремень с тяжелым «кольтом» в кобуре. — Как-нибудь прошкандыбаю…
— Нет, приятель, — твердо сказал Фрэнк. — Я тебе предлагаю вот что: не я, а ты полезешь на эн-пе я будешь не только корректировать стрельбу, но и командовать всем боем. А я займу твое место в боевых порядках. Идет?
Джин молча раздумывал. Предложение толковое. Кроме того, оно дает ему возможность не убивать лично… Годдэм! Когда же он наконец решит для себя этот проклятый вопрос?! Если у него не поднимается рука на этих ни в чем не виноватых людей, то как же он может командовать «зелеными беретами»? Где выход? Отказаться от участия в этой войне и очутиться за решеткой в военной тюрьме Форт-Ливенуорта? Дезертировать? Совершить членовредительство, самострел? Искать выход в самоубийстве?
Фрэнки — опытный «зеленый берет». Офицером он стал на курс позже Джина, зато до курсов два года действовал с «зелеными беретами» в Корее, Лаосе, Камбодже и Вьетнаме, награжден «Серебряной звездой».
— Хорошо, Фрэнки! — сказал он устало. — На одной ноге действительно далеко не упрыгаешь!
— Выпей пивка! — сказал Фрэнк, с ловкостью бейсболиста бросая ему открытую бутылку. — Вот и отлично! Мы сложим завтра целую гору трупов! Убивать этих желтых, спать с их девками — эта война по мне! Соснуть не хочешь?
— Да разве уснешь? — ответил Джин, садясь на свою пружинную койку с бутылкой холодного пива в руке.
— Да, брат, не спится. В такие часы вспоминаешь Штаты, школу, отца с матерью, первую девушку…
За полчаса до рассвета Джин построил весь свой гарнизон, запретив свистеть в командирские свистки и вообще шуметь при построении.
Коротко изложив обстановку и объяснив задачу («обороняться до последнего патрона, ибо вьетконговцы никого не пощадят!»), он приказал офицерам-вьетнамцам перевести его слова на вьетнамский язык, так как солдаты вьетнамцы понимали только американскую ругань.
Сам он пошел вдоль строя, разглядывая в сером предрассветном свете лица солдат в строю. «Зеленые береты» старались придать себе вид бравый, молодецкий, но Джин слишком хорошо знал этих ребят, чтобы не увидеть в их глазах тревогу и волнение.