—А ты можешь это как-то остановить? — спросила Филиппа.
—Увы... Заклятие наложила Лейла, и мне не положено вмешиваться.
—Что же делать? — воскликнула Филиппа.
—Мы сами виноваты, — сказал Джон. — Если бы мы не поехали в Индию, папа остался бы таким, как раньше.
— Послушайте, — строго сказал Нимрод. — Если бы вы не поехали в Индию, мы с господином Ракшасом до сих пор лежали бы, замороженные, в подземелье. Очень вероятно, что мы остались бы там на долгие-долгие годы. Пока гуру Масамджхасара охотился бы за Королевой-коброй.
Нимрод ласково погладил тонкую, почти пергаментную руку Эдварда Гонта.
—Однако я уверен, что этот процесс ускоренного дряхления вполне обратим. Иными словами, ваш отец может снова помолодеть и вернуться в свое нормальное состояние. Постепенно. При условии, что ни один из вас не покинет дом и не поедет вслед за матерью. Надо просто ждать. Терпеливо ждать. — Нимрод на мгновение смолк. Он был явно чем-то опечален.
И Филиппа догадалась чем. — Прости, Нимрод, — сказала она. — Ты, наверно, думаешь, что мы большие эгоисты. И очень плохо воспитаны. Айша ведь была твоей матерью…
—Да, Нимрод, — сказал Джон. — Мне тоже очень жаль...
—Спасибо, Филиппа, — ответил дядя. — Спасибо, Джон.
Нимрод достал из кармана пальто огромную сигару.
—Что ж... — Он вздохнул и выпустил большое облако дыма. — Сами видите. О том, чтобы ехать в Иравотум за Лейлой, не может быть и речи. Во всяком случае, сейчас. Вы оба должны оставаться здесь не меньше месяца и заботиться об отце. Иначе он состарится еще больше.
—Но с мамой-то что будет, Нимрод? — с тоской спросил Джон. Ему очень не хватало матери. Уже не хватало. Дом был без нее как чужой.
—Она выполнит свое предназначение, Джон. Вот и все. Всем нам суждено выполнить свое предназначение.
Филиппа покачала головой.
—Я даже представить не могу, что она — там. В том жутком дворце. Совсем одна.
—Она пробудет там только тридцать дней, — сказал Нимрод. — Потом переедет в Берлин Вы сможете видеться с ней в ее официальной резиденции, хотя — заранее предупреждаю — она очень переменится. Очень. Кстати, в Иравотуме она не одна.
—А кто с ней? Мисс Угрюмпыль?
—Полагаю, мисс Угрюмпыль возвратилась в Соединенные Штаты. А именно в Северную Каролину. Нет, я имею в виду кое-кого другого.
—Кого? — хором спросили близнецы.
—Помните мальчика со свалки, из Французской Гвианы, которого Иблис связал заклятием-диминуэндо? Мальчика, который освободил Иблиса из флакона, куда заточили его мы с вами?
—Конечно, — сказал Джон. — Его звали Галиби Маганья, и из-за Иблиса он стал вроде как живой куклой.
—Мама хранила его в коробке, на верхней полке шкафа, — сказала Филиппа. — Время от времени она его вынимала, смотрела на него и обещала когда-нибудь вернуть к нормальной жизни. Так значит, она взяла его с собой?
—Полагаю, именно это и произошло, — отозвался Нимрод. — Сильно подозреваю, что Лейла рассчитывает использовать власть Синей джинн, чтобы снять заклятие-диминуэндо и вернуть мальчику детство.
—Неужели она сможет? — спросил Джон. — Она преодолеет силу Иблиса?
—Она — Синяя джинн. И в сущности, может сделать все, что захочет.
—И Галиби станет ее компаньоном? Как мисс Угрюмпыль? — Филиппа говорила сердито и обиженно. Раздраженно тряхнув головой, она добавила: — Интересно, что со мной не так? Я тоже могла бы составить ей компанию.
—И я, — сказал Джон.
Нимрод покачал головой.
—Вам бы это не понравилось. И естественно, она не хотела для вас такой судьбы. А вот для Галиби это будет наилучшим вариантом. Это же веселее, чем лежать на верхней полке шкафа. Или жить на свалке. Мальчик сможет получить образование и надежду на лучшее будущее. Когда он станет старше, Лейла наверняка что-нибудь для него придумает. Может, найдет ему работу. Или выполнит три желания. Кто знает?
—Как же теперь жить? — произнесла Филиппа и взяла отца за руку. — Знаешь, Нимрод, это очень... очень больно... — Она вытерла слезы и отвернулась к окну.
—Бывает и хуже, — сказал Нимрод. — Думаю, чтобы пройти через это испытание, надо все время повторять себе: бывает и хуже.
—Что может быть хуже? — Джон совсем помрачнел. — Нас бросила мать. Не знаю, что может быть хуже.
Нимрод решил на время оставить детей в покое. Джон прав. Когда мать бросает родной дом, ничего хуже просто не придумаешь. Нимрод прекрасно помнил, как ушла в Иравотум его собственная мать, Айша, и как больно было им с Лейлой еще долгие месяцы и годы. Даже ее смерть не вызвала у него в душе такой горечи и боли, какие он испытал когда-то в детстве. Лишиться матери, если она умерла, — это одно. А чувствовать себя покинутыми, брошенными — а именно так они с Лейлой себя и чувствовали, когда Айша ушла в Иравотум, — о это совсем, совсем другое... Он решил остаться у Гонтов на ночь.
Утром двойники исчезли.
—Я рад, что они ушли, — признался Джон. — А то они уже давили мне на психику.
—Вы сразу могли попросить их уехать, — сказал Нимрод. — Насколько я помню, кроме просьбы ничего не требуется.
—Мы не хотели, — ответила Филиппа. — Все равно что велеть исчезнуть себе самому. Ты пробовал?
—Э... гм... нет, — признался Нимрод.
—Это не так легко, — подтвердил Джон.
—Так сколько они здесь пробыли? — спросил Нимрод.
—Вечность, — сказал Джон. — Одиннадцать дней тринадцать часов сорок шесть минут сорок секунд и...
—Знаю-знаю, — сказал Нимрод, прерывая Джона. — Я знаю, сколько длится вечность.
—Во всяком случае, Африэль обещал, что именно столько они будут существовать.
—Ангелы всегда отвечают за свои слова, — сказал Нимрод. — Поэтому если уж они появляются в нашей жизни, их всегда стоит слушать. Конечно, некоторые из них чересчур серьезны. И чересчур добродетельны. Но прислушиваться к ним, безусловно, следует. Они знают то, что для нас, джинн, совершенно неведомо. Великие тайны. Тайны вселенной. Да, кстати... Какое впечатление произвел на вас Дыббакс, когда вы расставались?
—Очень странное, — сказала Филиппа. — Как всегда.
—Нет, — сказал Джон. — Не как всегда. Он вел себя необычно. Когда мы улетали, он смотрел в зеркало своей души. И похоже, мы ему просто мешали.
—А вы что-нибудь заметили? — спросил Нимрод. — Ну, может, заглянули в его зеркало? Хотя бы мельком?
Близнецы покачали головами.
—Он его закрыл, — сказал Джон. — Прежде чем мы успели что-нибудь заметить.
—Но это очень важно. А он не рассказал, что именно отразилось в синопадосе?
—Нет, — сказал Джон. — Но что бы это ни было, особой радости оно ему не доставило. По-моему, ему было тяжело туда смотреть.
—Интересно, — пробормотала Филиппа.
—Что именно? — спросил Нимрод.
—Интересно, что же он увидел в собственной душе? И почему это было для него так тяжело? — задумалась девочка. — Ну, вредина он, конечно. Злым бывает. Капризным. Даже иногда немного жестоким. Но он ведь еще ребенок. Я думаю, ничего действительно плохого в нем нет. Ну, такого, что могло бы отразиться в зеркале души...
—Я вам когда-то рассказывал, что существует шесть кланов джинн, — сказал Нимрод. — Но строго говоря, их семь. Потому что иногда рождается нечистокровный джинн, и он не может принадлежать ни клану Марид, ни клану Ифрит. Он не Джинь, не Джань, не Гуль и не Шайтан. Он — гибрид. Например, в Дыббаксе течет кровь маридов и ифритцев.
—Не понимаю, — сказала Филиппа. — Мистер Сахерторт — марид, я точно знаю. И доктор Сахерторт — тоже.
—В этом ты совершено права, — сказал Нимрод. — Но вот какое дело... Непростое... Особенно для Дыббакса. Мистер Сахерторт ему не отец. Все это выяснилось сравнительно недавно. Именно поэтому они с Дженни Сахерторт больше не живут вместе.
—Значит, Дыббакс — наполовину марид, наполовину ифритец? — уточнил Джон.
Нимрод кивнул.
—Боюсь, что так, Джон. В Дыббаксе много хорошего. Но много и плохого. Именно это он и видит, когда заглядывает в свой синопадос. За светом и красотой таится что-то темное и отвратительное. И в душе Дыббакса постоянно идет борьба, борьба между добром и злом. Поэтому я рад, что вы с ним подружились, дети. Я уверен, что с вашей помощью в этом мальчике восторжествует добро.