– У меня зависимость от женщин, но в то же время аллергия на них, а это гремучая смесь.
Шанель Хеммингуорт остается невозмутимой: она явно попадала в подобные расклады и раньше.
Посмотрев на часы, громко требую счет, рассчитываюсь и гоню этих разболтанных котанов в клуб. Забудьте за обеспечение секс-услуг: вот где самая тяжкая часть работы. В вегасских клубах хуева туча охраны, потому нам надо пройти сквозь лабиринт подвальных коридоров, даже дать крюка через душную, забитую персоналом кухню (с одной стороны, Конрада харит, что суперзвездного диджея подвергают таким унижениям, а с другой – терзает шипение готовящейся еды), после чего попадаем в элитный ВИП-зал, расположенный за диджейской аппаратной с пультами и микшером. Карл притарабанил с собой бортовую сумку с пластинами, употев, как министр провещения в тэтчеровском кабинете с вакантным портфелем, и весь такой красный, чё аж страшно. Как тока приходим, он чешет прямиком к гигантскому пузырю ледяной водовки, это засекает сексапильная хостес и предупредительно иму наливает. Када Карл, подкрепившись, прошмыгивает в диджейскую, а Конрад обводит глазами толпу, предлагаю всем беруши. Мелани берет, Эмили и Франко – нет.
– Будет громко, – предупреждаю, легко вставляя свои. – Я не собираюсь из-за какого-то блядского диджея оглохнуть. Лучше не рискуй.
– Давай, Джим, – уговаривает Мелани.
Франко с неохотой берет затычки:
– Никада по танцевальной музыке не выступал.
– До сих пор фанатеешь от Рода Стюарта?
– Угу, до сих пор не прочь Рода чутка послухать, а ты слыхал «Китайскую демократию» «Ганз н’ Роузиз»?
– Чё-т не особо зашло. Это ж не тру альбом «Ганз н’ Роузиз», нету Слэша на гитаре.
– Угу, но парень, чё на гитаре лабает, еще пизже Слэша, – отвечает он, вдруг снова заговорив как Бегби, после чего вставляет затычки, чтобы пресечь любые мои возражения.
Карл слегка замудоханный, и его часовой разогревающий сет, када он крутит старый винил на вертушках, которыми никто не пользовался лет десять или больше, принимают хреново. Я вседа звоню заранее и говорю, чёбы откопали ламповые вертаки «Текникс», потому как этот пиздюк упорно хочет крутить винил. Сперва думают, это прикол такой, а потом обычно облаживают миня хуями. Некоторые тупо отказывают: из-за бескомпромиссности этого альбиноса-луддита мы теряем ангажементы. Ну и, походу, на его дип-хаус тут всем поебать. Выходная вегасская ебливая толпа жаждет тока видных деятелей ЭТМ. Все сидят за своими столиками и нажираются, а потом скопом выходят на танцпол, када в аппаратную заваливает Конрад, чёбы сменить Карла. Звезда выступает очень даже нехило, если, конечно, вас прикалывает такое вот тошнотное псевдопроституирование пультов, а вот миня – нет. Как по мне, этот бренд дерганой нарезочной ЭТМ-хуйни, чё присвоил себе Конрад (это прибыльно, и я не можу иво осуждать), – просто ебаная подмена понятий. Под это совершенно нельзя танцевать, но толпа бростепных студиозусов и охотящихся за мужьями пригородных профур хавают на раз.
Шанель, журналисточка, походу, слиняла, а Карл сидит и набухивается, неуклюже заигрывая с хостес. Он вполне заебанный. Выступал без души. Чёбы девица, просто выполняющая свою работу, немного передохнула от иво плотоядного внимания, отзываю иво в сторонку и пытаюся сказать чё-то успокаивающее:
– Вегас никогда не станет кислотным.
– Тогда какого хуя я тут делаю? – орет он, а Конрад между тем нарезает новых поп-хитов для тяжело обдолбанного и загашенного танцпола.
– Капусту рубишь. Имя себе возвращаешь.
Карл тяжело переживал разрыв со своей чувихой Хеленой. Я выбил для него этот сейшен на подхвате у Техноботана, и оба они недовольны. Но это ж «Саррендер» в «Уинне» – один с лучших ночных клубов в Штатах. Кароч, в голове у меня чутка звучит фраза «неблагодарный мудак».
«Саррендер» – это воплощенный жир, и мы озолотимся, но этого, как обычно, мало. Вечно мало. И для Карла, и для Конрада, который после сейшена заводит старую волынку, када мы выпиваем, перед тем как выдвинуться в аэропорт:
– Почему я не могу получить контракт в «Экс-Эс»? У Гетта ведь есть контракт «Экс-Эс»!
«Экс-Эс» – другой клуб в «Уинне», даже больше и жирнее «Саррендера». Он больше и жирнее всего на свете – древнеримский дворец порока и декаданса.