Это был не Бобби Феррар, — перед камином стоял, чуть расставив ноги и заложив руки за фалды фрака, высокий человек с красноватым, гладко выбритым лицом и серебристой шевелюрой, взбитой коком над самым лбом; он смотрел на нее в упор широко раскрытыми светло-серыми глазами, губы у него чуть приоткрылись, точно он собирался что-то сказать. Динни была так поражена, что тоже глядела на него во все глаза.
— Сидите, мисс Черрел, сидите, пожалуйста.
Выпростав руку из-под фалды фрака, он поднял ее, словно успокаивая Динни, которая с радостью осталась сидеть, — у нее отчаянно дрожали колени.
— Феррар говорит, что вы редактировали дневник вашего брата?
Динни наклонила голову. «Дыши поглубже!»
— В том виде, как он напечатан, он соответствует первоначальному тексту?
— Да.
— Дословно?
— Да. Я не изменила и не вычеркнула ни одного слова.
Глядя ему в лицо, она не видела ничего, кроме круглых блестящих глаз и слегка отвисшей нижней губы. Ее охватила такая оторопь, будто перед ней был сам господь бог! Но Динни тут же передернуло от этой мысли, и губы ее изобразили жалкое подобие улыбки.
— У меня к вам вопрос, мисс Черрел.
Динни с трудом выдавила тихое «да?».
— Многое ли в этом дневнике написано вашим братом после его возвращения?
Она смотрела на него, не понимая; наконец до нее дошел смысл его слов, и ее словно подстегнуло.
— Ничего! Ровно ничего! Он весь был написан тогда же, на месте.
И она вскочила на ноги.
— Можно узнать, откуда вам это известно?
— Мой брат… — только тут она поняла, что у нее вообще нет никаких доказательств, кроме слова Хьюберта, — мне так сказал мой брат.
— Вы верите каждому его слову, как святыне?
У нее еще хватило чувства юмора, чтобы не встать в позу, но все же она вскинула голову.
— Как святыне. Хьюберт — солдат, и…
Она запнулась и, глядя на эту высокомерную нижнюю губу, выругала себя за то, что употребила такое избитое выражение.
— Конечно, конечно. Но вы отдаете себе отчет, как мне важно это знать?
— У меня есть рукопись, — пробормотала Динни. Как глупо, что она не взяла ее с собой! — Там все ясно видно… я хочу сказать, она вся грязная, в пятнах. Я могу вам ее показать когда угодно, хотите?
Он снова удержал ее властным жестом.
— Не беспокойтесь. Вы очень любите брата, мисс Черрел?
У Динни задрожали губы.
— Очень. Как и все у нас.
— Я слышал, он недавно женился?
— Да, совсем недавно.
— Ваш брат был ранен на войне?
— Да. В левую ногу, пулей навылет.
— А в руку он не был ранен?
Ее опять словно укололо!
— Нет!
Короткое слово вырвалось, точно выстрел. Они постояли друг против друга полминуты, минуту; к горлу ее подступали слова мольбы, негодования; какие-то бессвязные слова, но она не раскрыла рта, она зажала его рукой. Он кивнул.
— Благодарю вас, мисс Черрел.
Голова его немножко склонилась набок, он повернулся и направился к двери, словно неся эту голову на блюде. Когда он исчез, Динни закрыла лицо руками. Что она наделала! Она только настроила его против Хьюберта! Она провела руками по лицу, по телу и так и замерла, дрожа с ног до головы, не отрывая глаз от двери, за которой он скрылся. Прошла еще минута. Дверь снова отворилась, и вошел Бобби Феррар. Он сверкнул зубами, кивнул, прикрыл за собой дверь и сказал:
— Все в порядке.
Динни быстро отвернулась к окну. За окном уже стемнело, а если бы и было светло, она бы там все равно ничего не могла разглядеть. В порядке! В порядке! Она провела рукой по глазам, повернулась и протянула обе руки, сама не видя куда.
Руки ее повисли в воздухе, но голос Бобби Феррара произнес:
— Я очень рад.
— А мне казалось, что я все испортила.
Теперь она увидела его глаза, круглые, как у щенка.
— Если бы он заранее не принял решения, он бы к вам не вышел, мисс Черрел. Не такой уж он кремень. Дело в том, что он обедал с судьей, — это нам помогло.
«Значит, зря я так мучилась», — подумала Динни.
— Вам пришлось показать ему предисловие, мистер Феррар?
— Нет, и это к лучшему, — оно могло бы и повредить. В сущности, мы всем обязаны судье. Но вы произвели на Уолтера хорошее впечатление. Он сказал, что вас видно насквозь.
— Вот как?
Бобби Феррар взял со стола красную книжечку, любовно на нее поглядел и положил в карман.
— Ну что ж, пойдемте?
На улице Динни так глубоко вдохнула, словно хотела вобрать в себя весь этот ноябрьский вечер — и никак не могла надышаться.
— Бегу на почту! — сказала она. — Ведь он теперь уже не передумает, правда?