Сердце Джона гордо и радостно билось, когда он входил в роскошные залы огромного помещения на Вандомской площади, заготовленного для него человеком, которого он послал переместить свои капиталы из Италии, — входил в сопровождении леди Катерины, прекрасной дочери и цветущего сына. Как возвышала его дух мысль о тех чудесах, которые ему предстоит совершить! В эту минуту возникали перед ним блестящие видения: он не мог только представить себе конца. Леди Катерина, со своей стороны, была довольна и почти также рисовала себе будущее. Утомлённая путешествием, она была очень рада вернуться в Париж, свой любимый город. Разделяя с мужем постоянные неудачи его финансового плана, она естественно восторгалась той блестящей будущностью, которая теперь открывалась для него — ведь если регент ему благоприятствует, то какие могут быть препятствия? Она была довольна, что Лоу уже стоит на пути к положению, достойному его. Муж и жена часто вспоминали впоследствии те чувства, которые испытали в ночь возвращения своего в Париж.
Глава XII. Регент и аббат Дюбуа
Прежде чем продолжать наш рассказ, может быть, будет не лишним дать краткое описание герцога, который теперь захватил в свои руки бразды правления и сделался неограниченным правителем Франции.
У Филиппа Орлеана, племянника Людовика XIV, было очень много сходного с английским королём Карлом II[39], но в нраве его было больше тёмных пятен, чем у английского короля. Как и Карл II, регент был весёлым, жизнерадостным остряком, который не лез за словом в карман, неверующим, распутником, не уважавшим чести ни мужчины, ни женщины. Как Карл, он был щедр на обещания, которых никогда не думал исполнять, но которые давал с таким искренним видом, что никто не мог сомневаться в них. Как английский король, он был достаточно великодушен, чтобы прощать своих врагов. Когда его убеждали наказать тех, которые распускали про него клевету во время царствования покойного короля, он гордо ответил: «Регент не мстит за оскорбления герцога Орлеанского». Филипп был уверен, что способен по одному взгляду узнать нрав всякого человека, и нередко оказывался прав. Обладая замечательной памятью, он никогда не забывал того, что читал или слышал. Ещё очень молодым Филипп сделал первый блестящий шаг на военном поприще, под предводительством герцога Люксембурга у Штейнкирка и Нейвинде, и приобрёл бы, без сомнения, большую военную славу, кабы не зависть его царственного дяди. Осуждённый на бесславную праздность, Орлеан удовлетворялся жизнью сибарита. Но несмотря на чувственность, он имел множество занятий и мог бы, если бы хотел, быть разносторонне образованным человеком. Его мать, Шарлотта-Елизавета, принцесса из баварского Пфальца, весьма умная женщина, говорила, что к рождению Филиппа были приглашены феи, и каждая дала ему по одному таланту, но одна злая фея, которую забыли пригласить, пришла непрошеная и сказала: «У него будут все таланты, кроме таланта делать из них употребление».
Филипп был художником, гравёром, механиком, музыкантом, он сделал прекрасные рисунки к «Дафнису и Хлое»[40], Амио[41] и сочинил оперу, которую разыграл в присутствии короля и придворных с большим успехом. Он также занимался химией с большим прилежанием, и своею ловкостью в этой науке навлёк на себя весьма низкие подозрения. Скоропостижная смерть дофина, единственного сына Людвига XIV, а на другой год столь же внезапная кончина герцога Бургундского, внука короля, за которым вскоре последовал в могилу его старший сын, герцог Бретонский, — все эти ошеломляющие события вызвали подозрение, которое естественно пало на Орлеана как на лицо, наиболее заинтересованное в удалении этих наследников, препятствовавших ему занять престол. Только слабый младенец, герцог Анжуйский, правнук короля, оставался теперь в живых и спасся, как думают, благодаря противоядию, данному его гувернанткой, герцогиней Вантадур. Тщетно Филипп заявлял о своей невиновности и пытался защититься от негодования общества, тщетно просил следствия — его оправданиям не верили. И бремя этого подозрения оставило неизгладимый след на его нраве. Главный врач Людовика XIV, Марешаль, пытался снять с герцога ужасные подозрения и расхваливал его большие научные способности, обращаясь к королю:
— Государь, если бы герцог Орлеанский был честным человеком без состояния, то у него было бы более чем десять способов заработать средства к существованию. Притом он самый лучший человек в мире.
39
Двор Карла II многое заимствовал из Франции, но в нём были собственные весьма любопытный черты.
40
Дафнис, по греческому мифу, был сыном Гермеса (римского Меркурия), бога стад, и одной сицилийской нимфы. Его выучил музыке бог Пан, когда Дафнис у подножия Этны пас свои стада. Он считается родоначальником буколической, пастушеской поэзии. Он был возлюбленным одной нимфы и за неверность ей лишился зрения, Гермес взял его на небо. Овидий, в своих «Метаморфозах», превратил его в камень, Хлоя (зеленеющая) — прозвище Деметры, покровительницы молодых городов. В её честь в Афинах был установлен особый празднику, происходивший в конце мая, на котором ей приносились в жертву бараны. Праздник сопровождался весёлыми играми. Недалеко от Акрополя находился и храм её. Хлоями называли также пастушек в романах и пасторалях. В типе Хлои соединялись простота, веселье, здоровье и молодость.
41
Амио (Amyot) — известный французский писатель XVI в. Он был прекрасным знатоком древних классиков и многих из них перевёл на французский язык. Особенно известен его перевод Плутарха «Жизнь знаменитых людей».