Джонни осторожно дернул за ремешок полевой сумки.
— Алло, товарищ Ешке, это я, — тихо сказал он.
Ешке открыл глаза, прищурился от утреннего света и тут же снова закрыл их.
— Это ты, дружище? — спросил он через секунду.
— Да, я.
Ешке попытался повернуть голову, и это удалось ему, хотя и не без труда.
— Поднимись чуть повыше, — негромко проговорил он, — чтобы я мог тебя видеть.
Джонни встал на колесо и ухватился руками за верхний край повозки.
— Вот так лучше. Где ты пропадал вчера после обеда?
— Я играл с Петей.
— Значит, ты все же нашел его.
— Что тут такое происходит? — спросил Джонни.
— А, — вздохнул Ешке, — медсанбат перемещается вперед, так как фронт продвинулся. А нас всех отправляют в тыл.
— Куда же вас отправят?
Ешке молчал, наморщив лоб. Через некоторое время глухо пробурчал:
— Куда-куда! В настоящий большой госпиталь — за Одером, за Вислой, за Днепром, на Москве-реке — откуда я знаю…
— Жаль, — сказал Джонни, — тогда мы совсем не сможем больше встречаться.
Ешке попробовал засмеяться, это у него получилось натянуто.
— Да, из этого, видимо, ничего не выйдет.
Раненых быстро грузили на машины и повозки. Одного раненого вели два солдата. Это был летчик. На нем был кожаный комбинезон, а на голове — шлем с большими очками, какие Джонни видел у мотоциклистов. Руками летчик опирался на плечи солдат. Одна нога была согнута, а другой он отталкивался от земли.
Молодой солдат, бывший тракторист, сидевший рядом с Ешке, крикнул летчику что-то ободряющее и показал на свое забинтованное бедро с шинами. Летчик посмотрел на него, кивнул и двинулся дальше к одному из грузовиков. Там ему помогли влезть в кузов.
— Почему тебя не посадили на грузовик? — поинтересовался Джонни.
— Я так захотел, потому что здесь спокойнее, — ответил Ешке. — Мне приятнее ехать медленно, смотреть на небо. Ни тебе шума моторов, ни дыма. Знаешь, поднимись-ка чуть повыше, а то мне приходится громко говорить.
Джонни поднялся и наклонился поближе к Ешке.
— Что же будет с тобой? — спросил Ешке.
— Я не знаю, — пролепетал Джонни.
— Но ты все еще хочешь попасть домой?
— Хочу.
— В Берлин?
— Да.
— Это правильно, — сказал Ешке, — тебе обязательно надо туда. Я дам тебе хороший совет: лучше всего тебе держаться этого медсанбата, пока не кончится война.
— А мне разве разрешат?
— Разрешат. Я позабочусь об этом.
— Спасибо! — поблагодарил Джонни.
— Не надо благодарить, — возразил Ешке. — Я хочу, чтобы ты тоже сделал мне одно одолжение.
Он вдруг закашлялся. Одеяло, лежавшее у него на груди, поднималось и опускалось. Кашель скоро перешел в приступ, который никак не прекращался. Быстро подбежала санитарка. Она дала ему выпить из фляжки. Через некоторое время он успокоился.
— Вытащи осторожно из-под головы мою полевую сумку, сынок! — попросил он.
Джонни потянул за ремешок, Ешке приподнял голову.
— Теперь открой ее!
В сумке рядом с жестяной коробочкой для бритвы Джонни увидел цветные карандаши и толстую пачку бумаги.
— Возьми лист бумаги, карандаш и запиши то, что я тебе сейчас скажу!
Джонни вытащил один листок. Он заметил, что на другой стороне его был напечатан какой-то текст. Из гнезда сбоку он достал карандаш.
— Будет только адрес, и все, — пояснил Ешке. — Ты готов?
— Да.
— Тогда пиши: Рудольф Шнайдебах, Берлин, Нойруппинерштрассе, одиннадцать. Эта улица находится в северном районе, около шоссе на Пренцлау. — Он взглянул на Джонни. — Записал?
Джонни, записавший адрес маленькими, тонкими буквами на обратной стороне листа, кивнул.
— Еще что? — спросил он.
Ешке слегка покачал головой:
— Это все. Но тебе придется пойти туда сразу же, как только все кончится, даже если тебе нужно будет пройти пешком половину Берлина. Трамвай или какой другой транспорт вряд ли будет ходить. Когда повсюду бои закончатся и на Бранденбургских воротах будет развеваться красный флаг, сразу шагай по адресу. Отыщи Руди Шнайдебаха и скажи ему, что ты меня видел и что он должен еще немного подождать меня. Объясни ему почему. И главное, скажи ему, что я за годы нашей разлуки много думал о нем. Надеюсь, что он делал то же самое. Мы не имеем права повторять старые ошибки, это обойдется нам слишком дорого. Передай ему это, сынок. Руди знает, что именно я имею в виду. А теперь положи мне сумку снова под голову, так лучше лежать. Дай я тебе еще раз пожму руку. Ну, а теперь иди!
Джонни положил сумку на прежнее место, спустился с колеса, свернул записку и сунул ее в карман. «Какое странное поручение», — подумал он.