– Ты креол или нет?
– А ты все знаешь про друидов?
– Не-а.
– Вот видишь.
– Ну уж твоя мать точно знает, – не унимался Бигмак.
– Вряд ли. Она проводит в церкви больше времени, чем сам папа римский, – вздохнул Ноу Йоу. – Больше, чем сам Господь Бог.
– Вам смешно, – обиделся Джонни, – а я правда их видел.
– У тебя, наверное, что-то с глазами, – сказал Ноу Йоу. – Может…
– Я один раз смотрел старое кино про мужика, у которого был глаз-рентген, – перебил Бигмак. – И мужик этот зырил сквозь чё хошь.
– И сквозь прикид на тетках? – спросил Холодец.
– Там про это почти не было, – ответил Бигмак.
Они обсудили столь преступное пренебрежение таким талантом. Наконец Джонни сказал:
– Я ни сквозь что не вижу. Я вижу людей, которых нет… то есть которых не видят другие.
– У меня был дядя, так он тоже видел то, чего не видели другие, – сказал Холодец. – Особенно по субботам к вечеру.
– Хорош придуриваться. Я серьезно.
– Ага, а кто говорил, что засек у себя в аквариуме лохнесское чудовище? – напомнил Бигмак.
– Да, но…
– Это, наверное, был самый обыкновенный плезиозавр, – вмешался Ноу Йоу. – Подумаешь! Обычный допотопный ящер, которому полагалось вымереть семьдесят миллионов лет назад.
– Да, но…
– А Затерянный Город Инков? – ехидно спросил Холодец.
– Но я же его нашел!
– Да, но не больно-то он был затерянный, – заметил Ноу Йоу. – Задворки «Теско» – тоже мне затерянный мир!
Бигмак вздохнул:
– Все вы чудики.
– Ну ладно, – сказал Джонни. – Сбор здесь после школы, договорились?
– Ну… – беспокойно заерзал Холодец.
– А-а, испугался? – спросил Джонни. Он понимал, что наносит удар ниже пояса, но уж очень его допекли. – Ты уже один раз слинял, – напомнил он, – когда вышел Олдермен.
– Не видел я никакого Олдермена, – огрызнулся Холодец. – И ничего я не испугался. Я побежал, чтоб тебя наколоть.
– Вышло жутко натурально, – ехидно согласился Джонни.
– Я? Испугался? Да я «Ночь зомби-убийц» три раза смотрел – со стоп-кадрами! – возмутился Холодец.
– Тогда ладно. Приходи. Все трое приходите. После уроков.
– После «Закадычных друзей», – поправил Бигмак.
– Слушай, это куда важнее, чем…
– Да, но сегодня Жанин расскажет Мику, что Доралин взяла Ронову доску для серфинга…
Джонни заколебался.
– Ну ладно, – сказал он наконец, – после «Друзей».
– А потом я обещал брату помочь загрузить фургон, – вспомнил Бигмак. – Ну, не то чтоб обещал… просто он погрозился руки мне повыдергивать, если не приду.
– А мне надо сделать географию, – сказал Ноу Йоу.
– Нам географию не задавали, – заметил Джонни.
– Нет, но я подумал, может, если написать лишний реферат о сельве, то удастся повысить средний балл, – пояснил Ноу Йоу.
Ничего странного в этом не было – для тех, кто хорошо знал Ноу Йоу. Ноу Йоу, например, ходил в школьной форме. Правда, на самом деле ее нельзя было считать школьной формой. Нет, формально это, конечно, была школьная форма; в начале учебного года всем раздали бумажки, где говорилось, какой должна быть школьная форма… но никто ее не носил – никто, кроме Ноу Йоу; а раз никто в школе ее не носит, сказал Холодец, какая же это школьная форма? Все, сказал Холодец, ходят в джинсах и футболках, значит, настоящая школьная форма – это джинсы и футболка, и Ноу Йоу надо гнать домой переодеваться.
– Вот что, – сказал Джонни. – Давайте тогда попозже. В шесть. Можно встретиться у дома Бигмака. Оттуда до кладбища рукой подать.
– Так ведь в шесть уже темнеет, – сказал Холодец.
– И что? – поинтересовался Джонни. – Боишься, что ли?
– Я? Боюсь? Ха! Я? Боюсь? Я? Боюсь?
Если кому приспичит очутиться после захода солнца в каком-нибудь жутком месте, считал Джонни, то высотка имени Джошуа Н’Клемента в системе оценки журнала «Р-р-р-ра-хх!» даст сто очков вперед любому кладбищу. Покойники, к примеру, не балуются разбойными нападениями с целью грабежа. Изначально многоэтажку хотели назвать в честь сэра Алека Дугласа, потом она превратилась в дом Гарольда Вильсона, и наконец новый городской совет присвоил ей имя Джошуа Че Н’Клемента, прославленного борца за свободу и независимость, который к тому времени успел стать президентом своей страны. (Теперь-то он давно забросил и президентство, и борьбу за свободу и отсиживался где-то в Швейцарии, пока соотечественники тщетно разыскивали его, чтобы задать ряд интересных вопросов, например: «Что стало с двумя миллионами долларов, которыми, как мы думали, располагает наша страна, и откуда у вашей жены семьсот шляпок?»)