Тем летом Том приехал в Балтимор, чтобы преподавать в колледже. Я пришла на его лекцию, в которой он сравнивал писателя с Моне. Он говорил, что как художник наблюдал за переменами в облике Руанского собора при перемещении солнца, так и писатель, принимая во внимание естественную последовательность событий, придает своему произведению форму и наделяет его силой. Мне казалось, рядом с Томом я купаюсь в другом свете.
На следующий день еще до того, как выйти из отеля и пойти поужинать, он вовлек меня в пугающий разговор о нашей очевидной взаимной симпатии, называя при этом свою подругу по имени. «Я неплохой парень, — сказал Том, — но я тоже человек, и я не женат». Заткнись, кричал мой мозг. «Поэтому мне нужно принять решение и, — господи, неужели он до сих пор говорит? — и я хочу, чтобы ты уважала…»
Я поцеловала его, чтобы заставить замолчать и забыть обо всех предыдущих или настоящих конкурирующих со мной женщинах, а также его сути, которая боялась начать все сначала. Я поцеловала его, словно говоря: «Если ты никогда этого не сделаешь, то будешь жалеть весь остаток своей долгой статичной жизни».
«Почему я?» — спросил он через несколько часов. Его рубашка была смята, а волосы растрепаны. Ничто не помогало ему побороть неуверенность в себе. Он, несомненно, был пьян от любви, но растерян.
Я продумала свой ответ. Он интересовался миром, его историей, богатством, его силами и противодействующими силами. Казалось, что вся сумасшедшая красота земного шара отражалась в нем, а когда я была рядом, и во мне.
Как-то днем я ехала на машине домой и поняла, что мне срочно нужно в туалет. Уверенная в том, что найду внутри чистую уборную, припарковалась у Вашингтонского кафедрального собора. Я прошлась по зданию — величие этого памятника не входит в границы понимания человека. Свет полуденного солнца струился сквозь витражные окна. Начиналась служба, и я решила остаться.
Религиозной я себя не считала, но была влюблена, а любовь для меня подобна вере.
Я поставила свечку, подумав о том, как мир вращается вокруг Тома, наполняя его природными силами. Я надеялась, что внутри у него что-то екнет.
Через несколько месяцев я переехала во Флориду и начала работать. Том звонил ночами. Я ждала этих звонков.
«Ты похожа на огромный неизведанный континент, — однажды сказал он, — и я мог бы бродить по нему вечно».
Он уделял мне внимание, слушал, помнил, что я ему говорила, и старался обдумывать мои слова. С ним я стала лучше понимать себя. Все, что имело для меня значение: любовь, литература, воспитание детей, — он пылко со мной обсуждал. Том был лучшим из тех, кого я знала.
«Письмо — это концентрированная форма внимания, — говорил он мне. — То же самое касается пения, поцелуев и молитв».
Он утверждал, что любит меня, и сказал, что расстанется со своей подругой, но не сделал этого. Он не хотел причинять ей боль. Ему нужно было время, чтобы «все осознать».
«Я слишком много думаю», — говорил он мне.
«Я не могу разорваться».
«Я решил дать себе немного времени».
Недели сменялись месяцами, а месяцы — годами. Я писала о нападении петуха, о гонках на мусоровозах и о мужчине, который двадцать шесть лет провел в камере смертников. Меня дважды повышали, и я получила работу своей мечты. Мой новый босс Майк Уилсон, один из ближайших друзей Тома, вскоре стал и моим другом. Из маленького кабинета с окном я наблюдала за Томом.
Я купила дом с четырьмя спальнями и разделила его с бойким и эмоциональным веймаранером по кличке Хаклберри. Дом был слишком большим и оттого пустым, и я чувствовала себя еще более одинокой.
Все свободное время я проводила, обустраивая свое гнездышко: счищала краску, ставила забор, выращивала стрелицию. Я заменила дверные ручки, петли, наружную облицовку, плинтусы, люстры, вентиляторы, повесила качели на ветку большого живого дуба.
Я выкармливала щенков, помогая местной организации по защите животных. То, что однажды побудило меня попытаться спасти голубую сойку, вышло наружу. На сегодняшний день я вырастила сотни щенков для четырех разных приютов из трех городов. Моя мама, жившая неподалеку, кормила их из бутылочек, разговаривала с ними и качала на руках, как пушистых внуков.
Я уже знала, на каком дереве устрою шалаш.
Том появлялся в моей жизни и исчезал. Он купил тесный блочный дом, который я терпеть не могла. Мне казалось, что это явный знак нашей несовместимости. Пока Том колебался, я встречалась с другими хорошими мужчинами, которые были свободны, уверены в себе, привлекательны, любили собак и хотели детей. Однако в итоге я переставала отвечать на их звонки.