- она заводит романы со всеми партнёрами по работе, независимо от их внешности и возраста...
- когда она входит в комнату с улыбкой, такое впечатление, будто включается свет, а когда уходит - снова выключается...
- Джулия, похоже, так и не научилась до конца различать кино и жизнь...
- её героиня в "Красотке" - это оленёнок Бэмби, заблудившийся в дебрях большого города...
- ни один мужчина не может устоять перед такой фантастически красивой женщиной...
- от Джулии исходит такое обаяние, такая магия, что невозможно отвести глаза. Господи, а ещё когда она улыбается!..
Анна (из кухни). Между прочим, вчера палиндром один узнала - как раз для тебя: "Венер хотят охренев".
Насонкин. Как? Венер хотят охренев? Ну, что ж, охренев так охренев! Зато - Венер! (Зрителям) Жена на полном серьёзе считает, что я уже всех баб от 15 до 50 в Баранове нашем перетрахал-оприходовал, а теперь вот совсем на этой почве свихнулся - о Джулии Робертс возмечтал... А, между прочим, мой папец (он у меня с юности графоманствует и сейчас в Штатах проживает), так вот, мой папаня в одной из повестушек отличный афоризм склепал-сформулировал - вот, дословно: "Если во время оргазма не теряешь сознания - для чего же тогда трахаться?" Я, впрочем, смягчил бы по форме, но ещё более ужесточил по содержанию: "Если глюки от поцелуя не ловишь - зачем тогда вообще целоваться?"
Анна (из кухни). Что-о-о?
Насонкин. Ничего, дорогая! Я говорю - пропадай моя душа, рвись трусы на ленты!..(Зрителям) Представляю, как она сейчас скривилась-сморщилась терпеть не может вульгарный фольклор, её прямо тошнить начинает от народного юмора. Анна моя торчит от текстов Пелевина, Сорокина и прочих постмодернистов-онанистов. А диссертацию, между прочим, Анна моя Иоанновна по Сергееву-Ценскому состряпала. Когда тему для диссертации выбирала, я пробовал пристыдить её, урезонить: мол, если тебе нравится Пелевин, почему бы тебе его не взять или вообще этот вонючий постмодернизм? Как же, пристыдишь...
Анна (заглядывает в комнату). Я к родителям в деревню - вернусь завтра к вечеру. Смотри тут у меня... без фокусов!
Насонкин. В добрый путь, м-м-милая! (Зрителям) Супружница-то моя родом из деревни Пахотный Угол, уж чего теперь скрывать-то! И фамилия девичья, у неё, промежду прочим, - Скотникова. Но это, опять же, так, к слову. Хотя каламбур-перекличка, конечно, получается тот ещё: Анна Скотт - "Ноттинг Хилл"; Анна Скотникова - Пахотный Угол... Сплошное кино, блин! Кстати, думаю, не надо объяснять, что такое "Ноттинг Хилл"? Мне долго не удавалось посмотреть эту картину, а я уже понимал-осознавал вполне, что именно она наиболее сильно разбередит мне тревожно-сладостно душу. И самое обидное было: какие-то чмо отвязные, снобы узколобые, онанисты членистоногие уже посмотрели "Ноттинг Хилл", сквозь губу о фильме этом рассуждают, снисходительно эдак похваливают и свою сучью иронию по адресу моей Джулии упражняют-испражняют, а я, как последний лох, сижу перед компом и на их вонючее слово им верю. Подонки! Ну, вот, к примеру (читает с экрана): "Джулия Робертс поучаствовала в стряпне очередной сказки. На этот раз для мужчин ("Красотка" была для женщин). Благодаря ей сказка получилась красивая, качественная, реальная (имеется в виду отсутствие волшебства, взрывов, спецэффектов и натянутого, нереального сюжета). Нереальна сама идея фильма: кинозвезда Анна Скотт влюбляется в парня на улице. Представьте, что с нами будет, если вся мужская часть населения сядет ждать халявного счастья сложа руки? Женщины, вдумайтесь! И если ваш муж (жених) мечтателен, оградите его от этого наркотика!.." А, каково? Писал это, судя по всему, большой хохотун, уже раз пять переболевший триппером, писал с большого бодуна для хохмы и для денег, а какая-нибудь дура, вроде моей Анны, и впрямь воспримет как руководство к действию... Ушла она, что ли? (Выглядывает в прихожую) Ушла. Ну, вот, и - кайф... (Достаёт из книги заначку, пересчитывает) Вполне... (Коту) Баксик, я к обеду тебе закуски принесу - не грусти!
Надевает куртку, кроссовки. Выходит.
Глик второй
Забегаловка-гадюшник. За столиком сидит Насонкин, потягивает пиво из кружки, перед ним пустой стакан. Наблюдает за парочкой пьяных бомжей напротив.
Женская особь (пытаясь вырвать из скрюченных грязных пальцев собутыльника одноразовый стаканчик с глотком водки). С-с-скотина! Скот! А ну отдавай!..
Мужская особь (щерит чёрные пеньки оставшихся клыков, тянет свободную длань к лицу подруги, но вместо толчка-пощёчины вдруг гладит её по морщинистой грязной щеке и шамкает сквозь тявкающий смех): Дура, Любка, ш-ш-што ты! Прямо настоящ-щ-щая дурищ-щ-ща!
Женская особь (замирая, с обидой) Почему?
Мужская особь (поёт). Да патаму шта нельзя быть на швете кращи-и-ивой тако-о-ой!.. ("Белый орёл", воспользовавшись оторопью грязной дульцинеи, вырывает из её цепких пальцев свою лапу с драгоценным сосудом, одним махом глотает остатнюю водку, браво крякает, затыкает дыру рта ошмётком застывшего чебурека, с бравадой подмигивает Насонкину) Вот как с ними, бабами-то, надо!
Насонкин (зрителям). Бог мой, да они, поди, в иные горячие минуты ещё и целуются?!
Бомжи исчезают. Появляется Аркадий Телятников, прикид тинейджерский: светлые джинсы в обтяжку, куртка рокерская с надписью "PLAYBOY", адидасовский колпак-шапочка и мокасины на чудовищных протекторах.
Телятников (во всё горло). Ха, Коля! Привет, друг, мать твою!
Насонкин. Здравствуй, Аркадий!
Телятников. Давно не видались - это ж ни в звезду, ни в Красну армию! Ты чего такой хмурый? Брось, друг, на хрен! Сегодня праздник - у меня книжка вышла, бляха-муха!.. Щас! (Устремляется к стойке) Я мигом, тонзилит твою мать!
Насонкин (зрителям). По существу, один у меня друг-приятель во всём Баранове и есть - вот, Телятников Аркадий, поэт по статусу и человек хороший по натуре. Он на тридцать пять лет подольше меня живёт на свете, однако ж душами мы, такое впечатление, ровесники, а может быть, он и помоложе ещё меня будет...
Телятников (возвращаясь, кричит). Вот!..
Ставит на стол четыре кружки с пивом, фольговую тарелочку с сухим подлещиком, усаживается, достаёт-выуживает из-за пазухи бутылку водки и нечто вроде писательского блокнотика в обложке цвета застиранных дамских панталон эпохи развитого социализма.
Насонкин. Ага, как раз... Оторви мне листок - руки вытереть, а то с салфетками здесь напряжёнка.
Телятников (вздымая тетрадочку над грязным столом). Ты что, мать твою! Это ж - она, моя пятая книга!
Насонкин (берёт книжку в руки, с удивлением читает). Клава Г. "Венерические стихи, или Запрезервативье"...
Телятников. Ха-ха! Псевдоним, конечно, бляха-муха! Я как бы от имени эротоманки Клавы сочинял...
Насонкин. Но, помилуй, Аркадий Васильич, ведь твой предыдущий сборник назывался, насколько я помню, "Преображенский храм моей души"!?
Телятников. Увы! Потому и псевдоним! Иначе, мать-перемать, нельзя! Щас, дружище, только эротика, чернуха, порнуха и прочая такая хренотень спросом пользуется. Про храмы души не покупают!
Насонкин. И что же, много заплатили?
Телятников. Какое там, в манду! Пока ни копейки! Сам на издание угрохал две тыщи, у спонсоров навыпрашивал. Но если хорошо продастся - получу чего-нибудь...
Насонкин (обводит стол руками). А это?
Телятников. Ну, надо же обмыть книжку - обычай, бляха-муха! А финансы жинка оставила, она к дочери в Липецк на месяц укатила, так что я самостоятельный, как хер...