Аранарт отреагировал вовсе не так, как ожидала эльфийка - он всегда был осторожен в суждениях и, в отличие от Элронда, Эарнила, Линдира и прочих, довольно терпим.
- Я буду предельно честен и скажу так: я не считаю себя вправе судить о том, чего не видел собственными глазами - за давностью лет события становятся легендами, легенды не всегда правдивы, да и очевидцы порой не помнят достоверно, как все было. Одно мне известно точно: когда-то в былые времена вы хорошо знали Мелькора, а Саурон - его ученик или приемный сын - был в ту пору совсем другим.
- Он его родной сын, - поправила та.
- Пусть даже так. Отец, судя по вашим рассказам, прочил его в хранители Арды, а он решил стать ее единоличным властителем и для этого превращает своих прислужников в безвольных исполнителей своих планов. Мне внезапно пришла в голову еще одна кощунственная мысль - а ведь и с другой стороны то же самое. Отец вашего ребенка - кто он? Ангмарский воин? Или простой крестьянский парень, которого вы полюбили за веселый нрав и за то, что хорошо играл на лютне?
Оннэле не хотела вдаваться в подробности, поэтому неопределенно кивнула.
- У него не было выбора, когда ему повелели сражаться против нас, хотя он с куда большей охотой пел бы своему сыну колыбельные, - продолжал Аранарт. - И у меня не было выбора. И у вас. И у Эарнура. У всех его нет, кроме, пожалуй, разве что Саурона и Валар. Да и у тех... если одна сторона объявит другой войну, то выбор тоже будет невелик: драться или сдаться. И нет конца этом замкнутому порочному кругу. Ведь Эарнур - не воин в полном смысле этого слова. Конечно, он умеет обращаться с оружием и может за себя постоять, он не трус, но у него никогда не лежала душа к военному делу, он не любил кровопролития, и ему не нравилось убивать других, даже если это враги. Ему всегда были ближе мирные занятия - книги он предпочитал мечу. Да и я тоже - будь на то моя воля, я бы никогда не взял в руки клинок. Мне по душе лечить, а не убивать, да и власть нам обоим всегда была в тягость. Я бы с большей охотой отправился странствовать по всяким неизведанным землям - и делаю это, когда у меня есть возможность. И вот теперь Эарнур со всей его добротой и отвращением к войне и убийствам в плену у Саурона, а я с моей любовью к целительству и путешествиям еду его выручать. А вы... вы вообще женщина, и война - не ваше дело, женщинам куда больше пристало быть женами и матерями, тоже заниматься каким-нибудь мирным ремеслом, но по воле злого рока и вы оказались втянуты в гущу событий. Если бы я знал, как все это остановить, но я не знаю. Мы - те, кем мы являемся просто в силу нашего рождения у тех или иных родителей, в той или иной стране, и у нас нет иного выбора, кроме как делать то, на что мы обречены. А ведь я, - он немного помедлил, словно думая, стоит ли это говорить, - мог стать невольным убийцей вашего возлюбленного. Или Эарнур. В бою же ты не смотришь, кто рядом, просто видишь - враг, а ведь это такой же человек, как и ты, у него тоже есть родители, жена, дети, свой дом, свои мысли и чувства, но он тоже марионетка. Как и ты. Я не знаю, как с этим быть. Простите меня.
- Не за что, - Оннэле завернулась в плащ. - Все так, как вы говорите, и с этим приходится жить. Если ты сын короля, то иди сражаться, и всем безразлично то, что ты питаешь отвращение к военному делу. Если тебе не посчастливилось родиться орком, то будь у тебя хоть сколько угодно добрая душа, все будут смотреть только на твои раскосые глаза и клыки, пугаться и считать тебя чудовищем, а не восхищаться тем, как прекрасно ты поешь. Я из Эльфов Тьмы, и этим все сказано, вы дунадан, а леди Арвен - дочь Элронда. Будь все иначе, мы могли бы стать друзьями, но поскольку все сложилось так, как сложилось, для меня лучшим выходом будет вернуться к своим, и мы забудем друг о друге.
Аранарт, сидя на свернутом плаще, по-прежнему смотрел в огонь и чувствовал, как лютая тоска все сильнее и сильнее завладевает всем его существом. Он хочет быть счастлив - и не может. Эарнур дорог его сердцу, он любит его, как брата, но их разлучила злая судьба - хорошо, если не навеки. А Арвен? Арвен, прекрасная Арвен, такая близкая и в то же время такая далекая, словно звезды на небе, к которым ему так хотелось протянуть в детстве руку и дотронуться хоть кончиком пальца, но они были недосягаемы. Он любит Арвен всей душой, они могли бы быть счастливы, но им не суждено быть вместе...
41
Фаразхилу было чудовищно скучно: ему оставался всего один день до обещанного отцом отпуска, и этот день, который к тому же выдался невыносимо жарким и душным, нужно было как-то домучить. Он сидел в караулке и, чтобы хоть как-то пережить зной, глотал зеленый чай с лимоном, как вдруг к нему прибежал один из часовых.
- Лорд Фаразхил, - сказал он, снимая шлем и вытирая вспотевший лоб, - там к Вратам какой-то придурок приперся, а с ним какая-то баба. Хочет видеть вас, говорит, что предлагает обмен пленными.
- Какой, на хрен, обмен?! - тот поставил чашку на стол, проклиная все на свете. - Не было печали, я так надеялся, что досижу тут спокойно до захода солнца - и все, два месяца свободы!
Нехорошо выругавшись, Фаразхил схватил свой стальной лук, колчан со стрелами и решил пойти посмотреть, кто это там пожаловал. Аранарта он узнал сразу: так, этот тип уже сюда являлся, вот ведь настырный какой. Придется с ним немного пообщаться и вежливо убедить свалить туда, откуда пришел. Поднявшись на смотровую башенку, он на всякий случай надел шлем и, скрипя зубами от злости, все же нашел в себе силы поприветствовать незваного гостя и спросить, чего он хочет. От услышанного бедный Фаразхил разозлился еще больше.
- Так, я сейчас отца позову, пусть он с ним разбирается, - прошипел он себе под нос. - Ждите здесь, я вам уже говорил, что не вправе решать такие вопросы! Предупреждаю сразу: если вы причинили хоть какой-то вред этой женщине - пеняйте на себя.
Аранарт и Оннэле ждали возвращения Фаразхила довольно долго, и оба они уже начали волноваться - особенно сама эльфийка, которая благодаря нехорошим слухам о своем друге детства уже успела навоображать себе невесть что.
- Знаете, мне все это более чем не нравится, - с опаской сказала она. - Зря вы сюда приехали и зря все это сказали. Ортхэннэр считает, что требовать чего-то от других вправе только он, а уж никак не все остальные, тем более те, кого он считает своими врагами. Оставьте меня здесь и уходите, пока не поздно, в противном случае этот человек в шлеме с крыльями летучей мыши...
- Это, кстати, сын вашего Ортхэннэра, - пояснил Аранарт. - По крайней мере, так он мне представился. Нет уж, пусть Саурон делает со мной что хочет, а без Эарнура я отсюда не уйду.
- У него еще и сын есть? - удивилась эльфийка. - Хотя слышала я что-то такое... Тем хуже. Сейчас он вернется с немаленьким отрядом, и мне вовсе не доставит удовольствия видеть вашу смерть. Вы были очень добры ко мне, вы спасли мне жизнь, и я совершенно не хочу, чтобы с вами что-то случилось... а ведь случится.
Солнце уже садилось, окрашивая горы и небо на горизонте в оранжево-багровые тона, когда до их слуха донесся скрип какого-то огромного и тяжелого металлического механизма. Аранарт, настороженно озираясь по сторонам, схватился за меч, Оннэле вцепилась в край его плаща - ей все происходящее было все больше и больше не по душе, недаром про Ортхэннэра ходят страшные слухи. В это мгновение высокие стальные Врата слегка приоткрылись - ровно настолько, чтобы в щель между створками мог пройти один человек, и арнорец не поверил своим глазам. Вместо кого-то из мордорских парламентеров к нему вышел его родич и друг Эарнур - к счастью, живой и здоровый, но Аранарт сразу почувствовал, что в нем что-то изменилось... как будто во взгляде появилась какая-то странная жесткость.