Ровно в половине одиннадцатого Юнги проверяет первый этаж и, убедившись, что Хосок не вернулся, идёт наверх за Чимином. Наспех натянув на себя белую кофту и черные джинсы, Мин идёт к воротам, кинув охране, что они гулять в парк. Чимин буквально волочится следом, хоть и с трудом, но цепляет на себя свою коронную соблазнительную улыбку, мол, всё нормально — это просто прогулка. Омеги отходят на достаточно большое расстояние от особняка и ловят такси, назвав ему адрес квартала, где и есть дыра в стене.
Об этой дыре, видимо, никто кроме оборотней не знает, потому что омегам приходится с трудом протиснуться в почти что заваленный проход, а в некоторых местах, его буквально приходится ещё и расширить, убирая забившийся мусор и оседающую сверху глину. Когда омеги выползают на территорию оборотней, то последние уже там. Юнги, спотыкаясь, идёт к уже знакомому автомобилю, освещающему пустынную улицу фарами, и останавливается невдалеке. Чимин, стряхивая с одежды глину, останавливается рядом с другом. Из машины выходят двое мужчин, и только, когда они подходят ближе к омегам, Юнги узнаёт Чонгука и Тэхёна. Чимин было делает шаг к своему альфе, но замирает на полпути, заметив его холодный и полный презрения взгляд.
— Слушаю тебя, — Чонгук подходит вплотную к Юнги, буравит омегу не сулящим ничего хорошего взглядом. Волк в Чонгуке беснуется, требует встать ещё ближе, хочет обнюхать, хочет почувствовать, но Чонгук поводок натягивает, запрещает.
— Почему приехали вы? — на грани отчаяния спрашивает Мин. — Я хотел поговорить с главой Сохо. Мы поставили под риск свои жизни, доверились вам, а вы не выполнили своё обещание! — чуть ли не плачет Мин.
— Спокойно, замарашка, — ухмыляется Чонгук, смотря на его покрытую пятнами от перехода кофту. — Мы вам ничего не обещали, и вообще, я будущий глава, и то, что ты расскажешь мне, считай, что ты рассказал ему. Кончай возмущаться, радуйся, что мы нашли время и приехали.
Юнги топчется на месте, старается не смотреть в глаза альфе, от него стоящего настолько близко — мурашки по коже. Мин не понимает, почему он так на него действует, почему рядом с ним даже слова приходится подбирать с трудом, но ему надо взять себя в руки. За эту стену Юнги больше не вернется, иначе смерть. Он сейчас отвечает не только за себя, но и за стоящего рядом и замерзающего от холода Тэхёна Чимина. Пак буквально инеем покрывается, режется об осколки льда в глазах любимого, рукавом кофты утирает чешущийся от холода нос и всё надеется на лучик тепла. Да, он лгун, но видит Бог, он не хотел так. Сколько раз он хотел рассказать Тэхёну правду, но не мог. Ещё тогда Чимин знал о реакции, подозревал, что альфа от него отвернётся, и кажется, сейчас его подозрения оправдываются, кажется, Тэхёну такой Чимин не нужен.
— Я хочу заключить с вами договор, условия которого следующие, — стараясь звучать уверенно, говорит Юнги.
— Интересно, — хмыкает Чонгук, делает ещё шаг — не понимая, он ли этого желает или его волк. Юнги отшатывается, но альфа хватает его поперек, притягивает и вжимает в себя, позволяет своему зверю нанюхаться отныне его любимым запахом, украсть тепло. Зарывается ладонью под кофту, поглаживает нежную кожу, плавит ее ласками, хочет больше, дальше, ближе, глубже.
— Какого чёрта? — Юнги толкает альфу в грудь и делает шаг назад. — Совсем ахуел меня лапать? Еще раз тронешь — руки оторву! И ты у меня время отнимаешь, а оно для нас драгоценное!
— Ладно-ладно, не бесись, — смеётся Чонгук, но всё равно вновь делает к парню шаг, тянется. Альфу самого бесит это тупое желание быть ближе, но когда он касается омеги, его прошибает током настолько сильно, что он запах своей сгоревшей плоти чувствует. Но удовольствие это болюче-извращенное, переплетающее каждый сосуд, проникающее в каждую клетку, этот омега кожа к коже — концентрированное удовольствие, пусть потом ломки ужасные и ненависть к себе с головой накатывает.
— Мой брат, он готовит яд, одна капля которого может легко отправить тебя на тот свет, — выпаливает Юнги и продолжает пятиться назад.
— Что? — Чонгук замирает на месте. Переваривает информацию.
— Мин Хосок — мой брат, и он готовит яд. Что сложного? Или твой мизерный мозг никак не допрёт? — язвит Юнги.
— Я бы тебе язык оторвал за то, как ты позволяешь себе со мной разговаривать, но ты такой маленький, такой сладкий на вкус, что можно и повременить, — ухмыляется альфа.
— Так вот, — запинается Юнги под взглядом гипнотизирующих глаз. — Возьмите меня и Чимина на свою территорию, и тогда Хосок никогда не сможет закончить работу над ядом.
— Где связь? — не понимает Чонгук.
— Я знаю рецепт наизусть, а он его угадывает.
— Как так?
— Я нашёл рецепт, и главный компонент в нём — я. Хосок уже близок к разгадке, но без меня он его не создаст.
— В смысле главный компонент — ты? — всё ещё не понимает Чонгук.
— В прямом.
Чонгук резко хватает омегу за плечи и, притянув к себе, встряхивает. Юнги видит темноту на дне чужих зрачков, будто даже воздух вокруг вмиг тяжелеет, у Юнги под впившимися в него пальцами кожа по швам расходится, грозится облезть.
— Тогда, что мешает мне свернуть эту очаровательную шею прямо сейчас? — по словам выговаривает альфа, не удержавшись, проводит носом по бледной щеке, даже веки прикрывает в удовольствии. У Юнги на плечах точно синяки, хорошо, что их там много — никто не узнает о новых.
— Я не один такой, — дрожащими губами произносит Мин, дергается назад, но его сильнее впечатывают в мощную грудь. — Ты убьёшь меня — Хосок найдёт другого. Но он об этом пока не знает. Если ты не дашь нам защиту, то Хосок узнает весь рецепт, когда обыщет мою комнату. Я оставил ему там подарок.
— Какой умный омега, — усмехается Чонгук и отпускает парня.
— Так что? Спрячете нас у себя взамен на то, что ничто вам больше грозить не будет? — нервно спрашивает Мин.
— Ты знаешь, я бы мог. А учитывая, какие вы оба сладкие, то вам бы в Сохо и работа нашлась, — ядовито усмехается Чонгук. — Но другой вопрос — почему я должен тебе верить? Тому, кто предает собственного брата, кто, соблазнившись на красивую жизнь в Сохо, готов предать свою семью, свой народ? Сегодня ты предал их — завтра предашь оборотней.
— Я… — теряется Юнги, лихорадочно ищет слова. — Я в безвыходном положении. Я ненавижу своего брата, и мне есть за что. Ты всего не знаешь, но ни один человек не выдержит такой жизни, которой мы живем последние годы. Я не предатель и не хотел бы им быть, но у меня больше нет выбора. А ещё я уверен, что такие, как Хосок, не должны управлять людьми, ими должен управлять человек. Хосок ненавидит людей больше, чем вы, оборотни.
— Это было очень интересно послушать, и признаюсь, видеть тебя доставляет мне огромное эстетическое удовольствие, — скалится Чонгук. — Но нет малыш, лезть под такой риск, фактически объявить войну людям, выкрав у них членов первого семейства, нарушить и так хрупкий статус-кво ради двух, пусть и очаровательных задниц — не по мне. Не знаю, от чего вы там спасаетесь, но уверен, если до сих пор цветёте и пахнете, то и дальше будете. Я тебе не верю, не доверяю, и всё, что ты говоришь — звучит, как бред. Поэтому, маленький мой, беги обратно домой и захвати с собой своего дружка. Мы с лекарством и без вашей помощи разберёмся. И ещё выкинь из головы идею о том, что ты избранный. Многое на себя берёшь.
— То есть вы отказываете…
— Отказываем.
— Но… — Юнги не видит в глазах напротив ни намека на шутку, не знает, за что уцепиться, как заставить этого рубящего на корню все его надежды альфу смилостивиться. Всё, что он видит там — это беспросветная тьма, это конец всем надеждам, и последний гвоздь, умелой рукой альфы забитый в гроб омеги. Он на ногах еле стоит — вцепился бы в Чонгука, да не может, боится, что оттолкнёт, что ещё больнее сделает, а боль тут Хосок раздаёт, он прекрасно с этим и так справится.