Юнги больше его не боится. Наоборот, всё нутро изнывает от обуревающего желания снова его увидеть. Юнги бы к этой шерсти прикоснуться, провести по ней своими искалеченными пальцами, зарыться бы в неё, почувствовать тепло этого зверя. Он ведь им немного поделился, он дал Юнги попробовать, каково это, когда тебя защищают, загородил собой. И омеге это понравилось: до скручивающихся в сладкой истоме внутренностей, до дрожи в пальцах, до разрывающего желания вновь ощутить его настолько близко.
Легкая улыбка трогает израненные губы Юнги, когда он вспоминает, как Чонгук сел рядом на пол, как водил пальцами по его лицу, как смотрел долго-долго, не отрываясь. Юнги кажется, его сейчас разорвёт от нахлынувшего внутри потока нежности. Но он не может перестать вспоминать каждый момент по сотне раз, прокручивать в голове все детали и наслаждаться каждой секундой. Он отчётливо помнит, как альфа нёс его к дверям, помнит жар, исходящий от его тела, его дыханье на своей макушке, его запах, просочившийся под кожу. Даже сейчас, в этой пропитанной запахом лекарств палате, он отчётливо чувствует его запах. Юнги в него кутается, расправляет свои лёгкие и даже несмотря на боль, пронзающую при каждом вдохе — он вдыхает. Он и вдыхать отныне готов только, чтобы этот запах чувствовать. Юнги впервые в жизни обрёл смысл.
У Юнги никогда не было героя. Он придумывал себе героев, создавал их и позволял им жить на страницах своего так и не законченного романа. Наделял героев именно теми чертами, которыми обладает Чонгук — благородство, смелость, милосердие и доброта. Но Юнги всегда думал, что такие герои живут только на бумагах, что в реальности их не существует, а тут столкнулся с таким лицом к лицу, увидел его своими глазами. Стоит о нём подумать, как у Юнги по венам тепло разносится, поднимается к покрытому трещинами, замерзающему сердцу, пробирается в самую середину и согревает. Оно миллиметр за миллиметр оттаивает, сдаётся под напором нежности.
В то же время Юнги понимает, что идеализировать никого не стоит, что надо быть осторожным и ни в коем случае не выдавать желаемое за действительное. Возможно, то, что чёрный волк его спас — это чисто поступок джентльмена, возможно, что любой бы на его месте так же отреагировал на такую жестокость. Но долго акцентировать внимание на этой мысли не хочется, от неё у Юнги настроение портится. Омега пока до конца не понимает почему, но ему очень хочется верить в личную заинтересованность Чонгука. Хочется ему нравиться, хоть чуточку. Он хочет думать, что волк примчался туда за ним, специально для него.
С образом Чонгука перед глазами и с его именем на губах Юнги вновь проваливается в сон, который должен быстрее восстановить организм и поднять омегу на ноги.
***
Чонгук проходит в просторный кабинет отца, который совсем скоро уже будет его, и идёт прямо к бару. Дживон, откинувшись, сидит на кресле за столом и следит за передвижениями сына.
— Думаешь, тебе есть, что отмечать? — скептически спрашивает мужчина, пока Чон, плеснув виски в бокал, идёт к его столу.
— Мне всегда есть, что отмечать, а этот вечер по-особенному прекрасен, — Чонгук ставит бокал на стол и опускается в кресло напротив отца. — Уверен, ты и так всё знаешь, — альфа делает первый глоток и смакует вкус на языке. — Поэтому ты сейчас выговоришься, я послушаю, а потом я буду говорить.
— Знаю, — грубо отрезает Дживон. — И единственной причиной, почему я не послал за вами армию волков, чтобы предотвратить то, что двум моим единственным наследникам чуть не перегрыз глотку полукровка — это моё ожидание того, что у тебя есть объяснения. Я очень надеюсь, что они достойны моего внимания и времени.
— Я хотел нарушить статус-кво, мне нужен был повод, и я его нарушил. Я хочу убить Мин Хосока и объединить Сохо и Дезир, и я это сделаю, — спокойно говорит Чонгук.
— Я сейчас очень зол, — шипит Дживон. — Настолько, что если бы не моё уважение к твоему волку, я бы тебя ударил, и это впервые за твои двадцать пять лет, когда я этого настолько сильно хочу.
— Дай договорить, отец, — Чонгук глаз с альфы не уводит, даже в поединке взглядами не сдаётся. Чонгук его не боится, и Дживон это знает. Где-то восхищается смелостью сына, а где-то побаивается. Как бы он сейчас ни ругал его и даже ни угрожал, Дживон знает, что против чёрного волка у них в стае точно никто не попрёт, а если попрёт, то живым не останется. В то же время Дживон считает, что дал сыновьям достойное воспитание, и уверен, что Чонгук не то, чтобы напасть на отца даже в случае ярости, но и голос не повысит. До сих пор такого не было. В семье Чон традиции и уважение к старшим — святое.
— Договорить что? — мужчина в ярости хлопает ладонью по столу и встаёт на ноги. — Что ты скажешь мне такого, что я забуду, как ты ворвался на чужую территорию, перечеркнул плод моего многолетнего труда?! Чисто, чтобы покрасоваться перед какими-то омежками, вы с твоим братцем перевернули всё вверх дном! — срывается на крик альфа. — Что за омеги? Почему мне доложили, что в моей клинике люди?! Что твой больной мозг придумал, что я этого понять не могу?
— Хосок готовит яд, — Чонгук откладывает стакан и откидывается назад.
Дживон медленно опускается в кресло и пытается унять кромсающую сердце боль. Она никуда и не уходила. Всегда была там. Просто периодически, как сейчас, она проявляется особо остро, пронзает нарастающими приступами, да так, что альфа вдохнуть не может без ощущения вкуса своего же раздробленного сердца на языке. Столько лет Дживон собирает материалы по этому яду, столько лет следит за всеми новостями и перешептываниями на эту тему, пытается простить себя, что не уберег Чена, что разрешил ему присутствовать на той злополучной встрече. Дживон потратил огромные ресурсы на то, чтобы всё, что касалось яда было уничтожено, но кажется ему это удалось не до конца. Почти что двадцать лет спустя этот ад начинает возвращаться по новой.
— О чём ты говоришь? — треснутым голосом переспрашивает мужчина.
— Один из омег, который сейчас на нашей территории, брат Хосока. Он мне это и рассказал, а сложив дважды два, получается, что он не лжёт, — Чонгук вновь тянется к своему бокалу. — Слишком много разговоров о яде, да и мои шпионы докладывают, что Хосок пропадает по полдня. Где и зачем, выяснить пока невозможно. Но я уверен, что у него есть лаборатория, где он и торчит сутками.
— Он уже собрал микстуру? — испуганно спрашивает Дживон.
— По утверждению этого омеги — нет, и я ему верю, если бы яд был готов, то мы бы уже собирали трупы наших. Более того, этот пацан заявил, что он ингредиент яда. Это нам предстоит еще проверить.
— Как мы это проверим, если у нас нет других составляющих? — не понимает Дживон.
— Омега расскажет.
— Он тебе доверяет?
— Пока нет, но будет, — хмыкает Чонгук.
— Что у тебя за план? Только налей сперва и мне виски, — Дживон, который под чутким руководством Муна, весь последний год пытается бросить курить, достаёт из выдвижного ящичка пачку Parliament. Чонгук разливает им виски и, передав отцу бокал, снова садится напротив.
— Так вот, перемирие нарушено, — начинает Чонгук. — Хосок будет проводить мобилизацию, как и мы в принципе. Мы перекинем пару наших в Итон и попробуем уломать Намджуна на союз, если он откажет, то мы его подмажем и упросим держать нейтралитет. Это если мой план А не сработает. Я нарочно начал с плана Б, чтобы ты не перебивал своими любимыми «если», — усмехается альфа и продолжает:
— Теперь план А. Юнги, так зовут братца Хосока — живой пример неоправданной жестокости последнего. Когда он придёт в себя, я уговорю его дать пару интервью и именно тем телеканалам, которые крутят и в Дезире, и в Итоне. Омега расскажет людям об ужасах своей совместной с братом жизни, покажет им истинное лицо Хосока. Тем более этому пацану и вправду есть, что рассказать. Народ Дезира и так недоволен Хосоком и его показными наказаниями перебежчиков, по жестокости превосходящими наши. Пусть поймут, что тот, кто с членом своей семьи так обращается, с какими-то чужими людьми вообще церемониться не будет. Я не говорю, что они поднимутся и сразу пойдут против него, но они, как минимум, могут затаиться у себя в квартирках, и когда я пойду за его головой — мне мешать не будут. Народ Дезира должен отвернуться от своего правителя, а один он, без поддержки — ничтожество. Следующий пункт — это яд. Мы уверены только в одном, что он пока не готов. Это нам на руку, у нас есть время для действий. Если омега не врёт, то без него Хосок никогда не закончит приготовления яда. Поэтому, я пока буду держать его при себе, а заодно узнаю у него весь рецепт.