— В спальне, — отвечает Тэхён и пытается успокоить своего парня.
Юнги сидит по-турецки посередине постели в обнимку с Куки и смотрит сквозь стену. Юнги думал, что тот скручивающий внутренние органы в узлы страх, та паника, от которой вмиг у него все конечности подчиняться отказывались, что всё то, что он испытывал в Дезире, больше не вернётся, не напомнит о себе, но он ошибался.
Сегодня за какие-то полчаса он сполна прочувствовал на себе весь тот ад, от которого даже мысленно бежит эти месяцы, снова вспомнил каждый удар, каждое обидное слово и каждую кость, которую ему сломал брат. Одна мысль, что он вновь окажется в лапах Хосока, — вселяет в омегу животный ужас. Юнги опирается подбородком на голову игрушки и прикрывает глаза, вспоминая, как кричал, сопротивлялся, как молил похитителей не увозить их в Дезир. Мин сегодня чётко понял, что для него лучше смерть. Что оборванная в восемнадцать лет жизнь не кажется уже такой огромной трагедией, в отличие от того, как он вновь стоит напротив брата, терпит его унижения, побои, насилие. Мин поворачивает голову к открывающейся двери, намереваясь в десятый раз сказать Чимину, что он в порядке, хотя ничего подобного, и выслать его из спальни, но в комнату заходит Чонгук, и Юнги так и застывает с раскрытым ртом.
— Прости, я опоздал. Не думал, что твой братец на такое пойдёт, — альфа останавливается напротив кровати и смотрит на омегу. Юнги похож на маленького потерявшегося ребенка, особенно с этой игрушкой, которую он сильнее прижимает к груди. Как бы омега ни храбрился и достойно себя ни вел, Чонгуку он напоминает переполнившийся сосуд — одно прикосновение, и сперва трещинами покроется, а потом и вовсе лопнет. Видеть его плачущим последнее, чего хочет Чонгук, но не дать ему выговориться и освободиться — преступление.
— Сильно испугался? — альфа присаживается рядом и продолжает считывать эмоции с бледного лица. Юнги быстро-быстро машет головой, потому что боится открыть рот и не сдержаться. Казаться трусишкой рядом с Чонгуком не хочется. Плаксой тем более. Омега отчаянно борется с комом в горле и песком, забившимся под веки, и теребит лапки Куки.
— Иди ко мне, — альфа приглашающе раскрывает руки и ждёт несколько секунд, пока омега ведёт борьбу в голове между желаниями и разумом. Последний проигрывает. Тепло в эту секунду жизненно необходимо, понимание и сочувствие не меньше. Юнги, не выпуская Куки из рук, подползает ближе, и Чонгук, схватив омегу, перетаскивает на свои колени и сжимает в объятиях.
Юнги моментально расслабляется, будто свернувшийся в груди клубок страха распрямляется, отпускает, даёт вздохнуть. Чонгук рядом, и Юнги не страшно — он ведь спас его тогда, не испугался Хосока, значит, ещё спасёт, значит, защищать и дальше будет. Мин прячет лицо на мощной груди, вбирает в себя его тепло, а альфа сильнее к себе прижимает, зарывается носом в его волосы и чувствует, как подрагивает в руках маленькое тельце.
— Ну же, поплачь. Не надо изображать сильного, не передо мной, потому что я это и так знаю. А ещё я знаю, что ты испугался, так что поплачь, выплесни этот страх, я его заберу, — шепчет альфа и продолжает поглаживать Мина по спине.
— Я не сдержал своё слово, я обещал тебе в больнице, что не позволю никому тебя пальцем тронуть, а сам не учёл, что Хосок настолько оборзеет, что на мою территорию полезет. Прости меня за это, — Чонгук покрывает волосы всхлипывающего на его груди парня короткими поцелуями. Пусть, Юнги и звука не издает, но рубашка на альфе уже мокрая, он продолжает поглаживать омегу, успокаивает. Чонгука на части рвёт от затапливающей нежности к этому ребёнку на его коленях, от его пальчиков, отчаянно цепляющихся за шею альфы, от сердца, которое бьётся так громко, что Чону уши закладывает. Он не выдерживает, отрывает омегу от себя, берёт в ладони его лицо и заставляет смотреть на себя.
— Сейчас ты в безопасности, а то, что ты испугался, вполне нормально, — ободряюще улыбается ему альфа.
— Просто, — Юнги облизывает солёные губы, смешно морщит раскрасневшийся нос. — Я туда не хочу больше, я совсем не хочу. Лучше умру. Или он умрёт. Только тогда. Мне нельзя к нему, ты ведь не вернёшь меня ему? Никогда не вернёшь?
Чонгук смотрит на зарёванное лицо, пальцами утирает продолжающие течь слезы и, снова притянув к себе, обнимает.
— Не верну, конечно, даже не думай об этом. Твой брат чудовище, и он за все ответит. А ты мне поможешь это сделать. Я не позволю ему больше над тобой издеваться, — Чонгук целует парня в макушку. — Ты ведь поможешь?
Юнги отстраняется, утирает лицо и, не понимая, смотрит на альфу:
— Как? Я никчёмный, слабый, оружием пользоваться не умею, как я могу помочь?
— Ты очень сильный и не смей называть себя никчёмным, — говорит альфа и отбирает у омеги Куки. — Я к нему ревную, ты уж прости. Даже обнимаю я тебя всё это время вместе с ним, — говорит Чонгук и замечает улыбку омеги. — Люблю, когда ты улыбаешься, — альфа этого говорить не планировал.
— Как я могу помочь с Хосоком? — спрашивает Мин.
— Хосока сразу не уничтожить, ты сам это знаешь. Но я знаю, как можно сделать это шаг за шагом. Если ты и вправду хочешь перестать жить в страхе и хочешь безопасности себе, Чимину и всему народу Дезира, то я с тобой поделюсь этим планом, твоя помощь тут существенна.
— Хочу, — не задумывается Юнги. — Очень хочу. Потому что я его ненавижу. Потому что второй раз через всё это проходить не буду. Четыре года я жил в аду. Достаточно.
— Тогда слушай.
***
— Ты заложил фундамент, а я его укреплю. Вечером они будут ужинать у нас, мы уж постараемся, чтобы у мальчишки не осталось сомнений, что мы на его стороне, и всё это делается ради него, — говорит Дживон Чонгуку. Альфы сидят в переговорной, куда уже через пять минут начнут заходить работники и начнется совещание.
— Мне кажется, это слишком, зачем опять приглашать их к нам, да и сплетни пойдут, — спокойно говорит Чон. — И потом, его интервью получилось очень удачным, а это всего лишь первое. Пусть им занимаются мои люди, перестань принимать его в особняке.
— Не перестану. Они не должны сомневаться в наших лучших намерениях. Завтра его интервью будут транслировать по всему Бетельгейзу, но меня не оно сейчас интересует, я хочу, чтобы этот мальчишка не сомневался в нас, чтобы начал воспринимать нас, как семью. Меня интересует только яд, когда я заполучу его рецепт и уничтожу все его ингредиенты, тогда он может отправляться хоть в Ад, — зло говорит Дживон.
— Так он сам тоже вроде ингредиент, — устало говорит Чонгук.
— Значит, и его уничтожим, — не задумывается Дживон. — Один омега против всего нашего рода. Не думаю, что кто-то сильно будет горевать. В любом случае, пока пусть расколется, дальше посмотрим. И еще, твоё присутствие на ужине обязательно.
— Я не собирался.
— Знаю, поэтому и настаиваю. Рен может и без тебя поспать одну ночь, ночуешь сегодня в особняке и желательно с ним.
— Ты слишком увлёкся, отец.
— Это ведь твой план, твои желания. Вот и доведи до конца.
— Я и доведу, но своими методами и способами, ты в это не лезь.
— Ну, посмотрим, — выдыхает Дживон и просит секретаря впускать гостей.
***
— Я ничего против твоих родителей не имею, наоборот, очень им благодарен, но приглашать нас на семейный ужин опять — это слишком, — Чимин пытается говорить, пока Тэхён целует его, вжав в дверцу автомобиля.
— Попробуй сказать это моему отцу, — альфа целует омегу ещё раз в губы и отпускает. — Он сказал, чтобы вы присутствовали. Не придёте — он обидится, и вообще, это дурной тон, не принимать приглашение хозяина города. Поэтому собирайтесь, а вечером я приеду за вами.
— Но Тэхён, — ноет Пак. На самом деле, вновь идти в дом к оборотням совсем не хочется. И пусть Чимин будет под присмотром Тэхёна, лично от Дживона у омеги мурашки. Но в глубине души Чимин понимает, что альфа их пригласил, и вариантов нет — они должны пойти.
— Юнги точно не пойдёт, он не согласится, он сам себе ногу сломает, лишь бы не пойти, — решает воспользоваться последним вариантом Пак.