— Мой брат сейчас занят войной, и ему на всё будет плевать, я слишком хорошо знаю Чонгука. А вам я сниму отличную квартиру, даже забирать отсюда ничего не разрешу, чтобы воспоминаний не было, купите всё новое и заживёте.
— Вы точно от одного отца? — горько усмехается Мин и просит у Чимина воды. Юнги садится на краешек кровати, теребит в руке взятую из шкафа толстовку и усиленно старается не разрыдаться. Чимин идёт в спальню со стаканом воды, когда слышит очередной стук в дверь.
На пороге стоит незнакомый Паку мужчина.
— Хотел лично оповестить вас, что сегодня вы должны выселиться. Я несколько раз звонил утром, но мне никто не ответил, вот и решил лично зайти, — говорит мужчина и на его голос выходит Тэхён.
— Вам Чонгук звонил? — спрашивает альфа.
— Да, — кивает мужчина.
— Всё понятно, сегодня они выселиться не успеют, пусть мой брат запасётся терпением, — зло говорит Тэхён и прикрывает дверь.
— Но они должны, господин Чон настаивал… — мужчина договорить не успевает, как дверь перед его носом захлопывается.
— Что случилось? — Юнги выходит за парнями в коридор, но те игнорируют его вопрос и предлагают выпить кофе. Мин отказывается и возвращается в спальню, разрываемый между желанием сбежать отсюда подальше, но понимающий, что и бежать-то по большому счёту некуда.
— Мне надо сделать пару звонков насчёт новой квартиры для вас, а вы пока соберите то, что хотите с собой взять, — Тэхён пропускает в комнату Чимина, а сам, достав из кармана мобильный, идёт в спальню своего парня.
— У нас нет выбора, и это единственная причина, почему я всё ещё здесь, — говорит словно себе Юнги.
— Но Тэхён ведь тоже прав, мы не сможем выживать на улице, — понуро говорит Пак.
— Тут всем правит Чонгук, даже не его отец. Ты должен понимать, что с Тэхёном будет нелегко, и рано или поздно мы всё равно окажемся на улице.
— Я понимаю, о чём ты, но я слишком люблю его, чтобы сразу все связи оборвать, я так не могу. Мне надо сперва хотя бы тупо к этой мысли привыкнуть, и потом, Мун сказал, что мы тут даже работать не сможем. Пока поживём с помощью Тэхёна и одновременно будем себе что-то искать, чтобы не зависеть от него, — пытается уговорить друга Пак.
Парней прерывает очередной звонок в дверь, и Чимин выругавшись, снова идёт в коридор.
— Я ведь ясно сказал твоему дружку, чтобы вы свалили отсюда. Почему мне звонит комендант и докладывает, что вы не освобождаете квартиру, и где мой братец с синдромом Ромео? — на пороге стоит сильно злой и уставший Чонгук.
— Здесь я, — Тэхён выходит в коридор и останавливается напротив брата.
— Вот и прекрасно, бери свою сучку, раз уж ты жить без его задницы не можешь, пусть у тебя и живёт. Мою квартиру освобождайте. Вместо того, чтобы поспать хотя бы два часа до следующей встречи, я должен и с этим лично разбираться, — рычит Чон.
Юнги слышит голос Чонгука и подскакивает — он не знает, чего в нём сейчас больше: страха или ненависти. Или всего одновременно. Юнги дыхательную гимнастику делает, уговаривает себя на ногах держаться, но все его резервы, вся та мизерная оставшаяся сила покидают его со скоростью света. Юнги его вида не вынесет, на ногах не устоит, слишком ещё рано, слишком свежо, он к этому не готов. Один голос Чонгука, и Юнги уже задыхается, на него стены двигаются, раздавить грозят, он отчаянно за изголовье кровати цепляется, уговаривает себя не сгореть дотла, не осесть пеплом на блестящий паркет.
Выдыхает с трудом, будто жизни лишается, машинально в самый угол комнаты забивается, надеется, что альфа сюда не зайдёт. Но Юнги ошибается. Чонгук запах крови сразу чувствует и моментально звереет. Отталкивает брата и идёт прямо в спальню, в которой совсем недавно проводил самые жаркие ночи своей жизни.
— Какого чёрта ты здесь делаешь? — Чонгук влетает в комнату и с такой силой захлопывает за собой дверь, что одна из петель слетает. — У тебя совсем гордости нет?
— Я… — осекается Юнги. — Я за вещами пришёл.
— Какими такими вещами? — наступает Чонгук и его взгляд моментально темнеет. — У тебя есть вещи здесь? — от голоса альфы у Юнги кожа трескается, прямо сейчас сходить начнёт, сгоревшую за эту ночь плоть обнажит.
— Но… — Юнги верить в это отказываеся, моргает пару раз подряд, пытается от песка, забившегося под веки, избавиться.
— У тебя ничего здесь нет, — выговаривает медленно каждое слово альфа и подходит вплотную. — Ничего, — по слогам повторяет. — Здесь всё принадлежит мне. И даже то, в чём ты сейчас. Это какую наглость надо иметь, чтобы вернуться сюда. На что ты рассчитывал?
— Ни на что! — выпаливает Юнги и стаскивает с себя пиджак. — Ты прав, о чём я только думал, — омега лихорадочно расстёгивает рубашку, но пальцы слишком сильно дрожат, и он, теряя терпение, просто разрывает её на груди и кое-как стаскивает. Мин тянется к пряжке брюк.
— Что ты делаешь? — прищуривается Чонгук.
— Ухожу, но сперва верну тебе всё, что мне не принадлежит, — Юнги только спускает брюки, но альфа поддаётся вперёд и натягивает их обратно.
— Считай, дарю, — грязно ухмыляется Чонгук и ворует в последний раз запах с волос Мина. Чон нагибается за валяющейся рядом толстовкой и собирается натянуть её на омегу, но в памяти слишком свежи воспоминания, где он недавно натягивал на Юнги толстовку и вёл гулять. Чонгук со злостью швыряет толстовку в лицо омеги и идёт к двери.
— Не хочу тебя больше видеть, никогда, — бросает альфа перед выходом из спальни.
— Я тоже.
Чонгук идёт к выходу, по пути предупредив Тэхёна, чтобы через час здесь никого не было. Юнги вылетает следом и ищет Чимина. Омега находится на кухне.
— Чимин, я ухожу, я не могу так, не могу там, где Тэхён, пойми меня правильно, это все слишком для меня, — у Юнги руки трясутся, глаза по сторонам лихорадочно бегают, выглядит он так, будто сейчас его на части разорвёт.
— Но куда мы пойдём, что делать будем, и Тэхен не такой, он неплохой, — пытается убедить друга Пак.
— Лучше на улице сдохну с голоду, чем хоть копейку у этого семейства возьму. Этот урод с меня одежду снять готов был, тебе этого не понять, Чимин, но я ухожу, — Мин разворачивается и идёт в коридор, увидев всё ещё стоящего там Чонгука, замирает на мгновение, но потом всё равно двигается к двери.
— Юнги, — бежит за ним Чимин. — Пожалуйста, я решу всё.
— Я тебе звонить буду, обещаю, — треснуто говорит Мин. — Я устроюсь, потом найду тебя.
Чонгук взглядом следит за идущим к двери омегой и нарочно становится на порог, преграждает путь.
— Он устроится, конечно, — ухмыляется альфа. — Всю жизнь за счёт брата жил, тут из меня дурака сделал. Ничего не умеет, ни на что не способен. Кому ты нахуй тут дался? — шипит Чон.
Юнги глотает ком обиды, запрещает себе плакать, обещает, что этот альфа его слёз больше не увидит. Только смотрит так затравленно, и грусти в его глазах океан, Чонгук в неё уже с головой нырнул, тонет, но не сдаётся. Добивает, хочет его поверженным увидеть, лучше на коленях.
— Поверь мне, — Юнги приходится прокашляться, потому что ком в горле застрял, и глотать его сил уже не осталось. Как он вообще на ногах стоит, поразительно. — Что-нибудь да найду.
— Что, блядствовать будешь? Был бы хоть ярким что ли, красивым, мог бы тело своё продавать, но увы, это тоже не выйдет, — цокает языкам Чон.
Нарочно задеть пытается, на эмоции толкнуть, сожаление увидеть, в слезах его искупаться. Потому что, сука, больно Чонгуку не меньше. Потому что стоит перед ним, хорохорится, нет бы прощения просить или раскаяние показать, он обиженного строит, бесит Чонгука, когда тот и так на грани. Альфа челюсть еле сжимает, зверя с трудом контролирует, Юнги бы на куски самому разорвать, может, так хоть отпустит, может, забудется. Засел в голову прочно, будто впечатан, выжжен там, и стоит о нём подумать — болит. Болит всё и сразу, Чонгук не знает, за что конкретно хвататься. Этот мальчишка его мир перевернул, а потом дураком выставил, смотрит сейчас так зло и обиженно, а злиться и обижаться не он должен. Чонгук его разорвать не может, но в грязь втоптать может, даже думать о том, что к нему что-то чувствует, себе не позволит, а Юнги об этом никогда не узнает.