— Я пытался понять, я старался, но не смог, — шепчет Тэхён в губы омеги. — Не смог принять твоё решение, твой эгоистичный поступок. Но сейчас ты на моей территории, в моих руках, и, любовь моя, больше я тебя никуда не отпущу, надо будет, к кровати привяжу. Надо будет, на всю жизнь.
— Я не буду вторым! Никогда не буду! — кричит Пак и отчаянно пытается соскользнуть с капота. Мокрые штаны противно липнут к железу, желание граничит с болью, у Чимина голова кругом идёт, и каждое слово Тэхёна клеймом на коже. Один его тон, и она по швам расходится, прямо на землю сползает. Альфа отпускает парня, делает шаг назад, даже взгляд уводит, находиться так близко — невыносимо: Тэхён его запахом пропитался, говорить не хочется, хочется унять эту душащую агрессию и немного обиду, перекинуть омегу через плечо и увести к себе, потому что волк уже с цепи сорвался, кости внутри крошит, наружу просится. Зверь Тэхёна это тело безумно любит, его запахом упивается, требует омегу максимально близко. Пока Тэхён на волке концентрируется, Чимин срывается в сторону зарослей, ведущих к фабрике по производству мебели. Чимин видит, что Тэхён, обхватив голову, пытается успокоиться, и решает воспользоваться моментом. Бежать нет сил, он ходит с трудом, но в словах Тэхёна не было и намёка на угрозы — он так и сделает. Пак не для этого столько месяцев себя на муки обрёк, такое решение принял, чтобы течка все планы вверх дном перевернула, чтобы к ногам альфы его кинула. Он скрывается за кустами, в последний раз бросает взгляд на так и оставшегося у машины альфу, видит, что тот не двигается даже, и бежит дальше. Только Чимин не видит, что у альфы глаза вмиг жёлтые-жёлтые, янтарным блеском отливают. Зверь побеждает.
Волк за омегой не бежит, не рычит, просто идёт медленной поступью позади, будто играет, будто на спор берёт, мол, насколько ещё отбежишь. Чимин знает, что тот позади, знает, что не сбежать, он бы и не смог. Он уже буквально себя волочит, всё старается не оборачиваться, не вдыхать пропитанный альфой воздух, не дать слабину и не сдастся. Идти дальше не получается, вся омежья сущность тянется к своему альфе, Чимин на грани истерики от своей беспомощности, от того, что тело тянет его к тому, от кого разум требует убежать. Омега оседает на землю, опускает голову вниз и чувствует, как зверь его обходит и останавливается напротив.
— Мне тоже было больно, — Пак кусает губы, трёт их рукавом кофты и опять кусает. Тэхён знает, что омега так делает, когда нервничает — не давит, не приближается. — Я тоже скучал. Очень. Ты разозлился на Намджуна, а мне предлагаешь всю жизнь тебя делить, — тихо добавляет Чимин и взгляда не поднимает.
Волку плевать на всё то, что произошло в недалёком прошлом, плевать на все причины и барьеры — его омега рядом, его омега разбит, и зверь больше ошибок не допустит. Не позволит никому и ничему встать между ним и тем, кто, как показали эти длинные ночи без него, и есть смысл его жизни. Только рядом с ним Тэхён жив, и больше он Чимина не отпустит.
Волк делает пару шагов, нависает сверху, проводит шершавым языком по орошённой слезами щеке, и Чимин с разумом окончательно прощается, обвивает руками его шею и позволяет своей тяжестью во вмиг раскаленный асфальт вдавить. Тэхён понимает, что до квартиры не дотерпит, он даже до машины не дойдёт, Чимин распластался на асфальте, всё его тело — это сплошная эрогенная зона, альфе его изучать и изучать. Хочется настолько сильно, что даже на прелюдии плевать — у его волка в лапах любимое тело, жар которого под шерсть забирается, дыхание затрудняет. Волк водит языком по шее, ключицам, под кофту забирается, рычит, требует омегу от тряпок избавиться, и Чимин сам с себя кофту стаскивает, открыто подставляется, сильнее в шерсть зарывается и всё шепчет, как скучал, как хотел, как умирал. И умирает вновь — прогибается под волком, позволяет тому добраться до самых потаенных мест, оглушает округу протяжным стоном.
До квартиры парни добираются ближе к утру. Тэхён берёт Чимина в обличии зверя прямо там же, где настигает, а потом уже переносит обессиленного и охрипшего от криков омегу в машину. Всю дорогу до квартиры альфы Пак проводит в отключке. Течка обостряет восприятие, и обычный секс с волком в этот раз был слишком потрясающим, чтобы Чимин был в себе. Стоит альфе пересечь порог квартиры с омегой на руках, как Чимин приходит в себя и требует ещё. Тэхён и так останавливаться не собирался, впечатывает его в стену прямо в коридоре, вгрызается в губы голодным поцелуем, будто не он полчаса назад эти же губы терзал, спускает с трудом натянутые на омегу штаны и, заставив того обвить ногами свой торс, вновь входит. Трахает глубоко и рьяно, оставляет на молочных бёдрах следы своих пальцев, вгрызается в шею, метит везде, куда может дотянуться, чуть ли в двое омегу не складывает. Чимин, как пластилин, в руках прогибается, удивляет своей растяжкой, с ума сводит. Тэхён насытиться не может, на секунду от себя отпустить омегу боится, на весу трахая, в спальню переносит и в покрывало вжимает. Чимин хнычет, скулит, сам насаживается, не позволяет воздуху между ними пройти, замертво вцепляется и как в бреду его имя повторяет. Омега сам альфу седлает, давит на его грудь, вести не позволяет, сам его член в себя направляет, медленно насаживается и сразу двигаться начинает. Тэхён рычит под ним, вновь зверя внутри с трудом сдерживает.
Волк не насытился, волку слишком понравилось: течный Чимин — это предел желаний, это то, ради чего и умереть не жалко. Зверь наружу просится, сожрать омегу грозится, и Тэхён его вновь выпускает, скидывает с себя парня, за секунду до обращения в его глазах неприкрытую чистую похоть ловит и сверху уже волком нависает. Чимин облизывает свои пухлые обкусанные губы, пальчиком ближе манит, на живот поворачивается и, как кошка, выгибается, приглашает. Зверь тонкую шею зубами обхватывает, демонстрирует омеге свою власть над ним, легонько надавливает, а Чимин только задницей виляет, всё насадится пытается, показывает, что в игры играть не намерен. Волк и не играет, затягивается пахнущим смазкой и тэхёновской спермой парнем и позволяет Чимину рай на земле увидеть.
***
— Я устал, я проехал только что тридцать километров, мы поговорим завтра, — Джин проходит в их общую с Намджуном спальню и устало откидывает в сторону кожанку.
Альфа сидит на краешке кровати и, опустив голову, изучает свои ладони. Намджун впервые в жизни не знает, что сказать, не знает, как объясниться, он даже взгляда на своего омегу поднять не может. Альфа последние два часа так и сидит в этой комнате, даже свет не включает, позволяет мраку внутри слиться с мраком снаружи. Намджун и жил всю жизнь во тьме. Ребенок, брошенный на улицы Итона в возрасте восьми лет, тот, кто учился выживать пусть и не всегда честными путями.
Торговать оружием и наркотиками Намджун начал ещё в раннем возрасте, всё больше давал этому бизнесу утягивать себя, сколотил небольшое состояние, сделал себе имя, отстроил вокруг огромные стены, обеспечил себе безопасность. Альфа планировал закончить свой путь на этой земле, погрязшим в белом порошке, окружённым дешевыми шлюхами и освобождая обойму в небо — сводя счеты с высшими силами. Но судьба распорядилась по-другому. Намджун встретил Джина. Омега ворвался в жизнь альфы и принёс с собой свет. От Джина из Намджуна, из всех трещин, скважин, ран и дыр на душе, оставленных как людьми, так и оборотнями, свет попёр. Он заселился в Намджуне глубоко, весь мрак разогнал, сделал альфу своим домом, а взамен смысл подарил.
Но сегодня Намджун всё проебал. Сидит в спальне, судорожно пальцами колени сжимает, еле дышит. Намджун боится, что темнота вернётся, что мрак опять его поработит — Джин уйдёт, оставит Намджуна, погрязшего в этой чёрной гнили, отрубит его солнце, заберёт с собой его сердце. Намджун не переживёт, с колен не встанет и шагу не сделает. Джин — отправная точка. Джин — финишная прямая. Джин — это его жизнь. Пусть омега обратится, пусть раздерёт его глотку, но так пусть не смотрит, спиной к спине не садится, тяжело так не дышит.