— Я вызвал скорую, ты только не теряй сознание, всё будет хорошо, — как в бреду повторяет Джин. Но Юнги будто в вакууме, слова Джина до него эхом доходят, он всё пытается сказать про малыша, даже губы раскрывает, но получается только воздух ловить.
Чонгук, уже паркуясь, всё видит и понимает — перед кофейней столпились люди, одновременно с ним подъехал и Намджун. Чонгук не ждёт Кима, бежит к входу и, влетев внутрь, замирает на пороге на несколько секунд, а потом перешагивает через бездыханное тело и опускается на колени перед Юнги.
Именно на коленях. Перед этим омегой — это самая правильная поза Чонгука. Альфа, на ногах стоять и сверху вниз на него смотреть, не заслужил. Жаль, что Чонгук это, увидев Юнги в лужи крови, понял, жаль, что может и опоздал.
Джин отодвигается, а в следующую секунду уже оказывается в руках любимого и даёт волю слезам.
Юнги думает, что у него от ранения помутнел рассудок, или он давно отключился и видит сейчас то, чего нет в реальности, а то, что он хочет видеть. Но Чонгук произносит его имя, и это звучит так чётко, что Юнги теряется. А потом альфа берёт его за руку, и кажется, у него блестят глаза. Юнги точно не в себе. Почему у Чонгука должны слезиться глаза?
Чонгук сжимает в руке маленькую ладошку, водит по ней пальцами, еле сдерживается, чтобы не взвыть, кричит на людей, спрашивает, где скорая. Чонгук решает, что его волк умер, обещает отправиться за ним же, если Юнги не выживет, если прикроет сейчас свои веки, потому что не видеть себя в отражении этих карих глаз – не жизнь вовсе. Чонгук всё повторяет, что любит, просит прощение, что опоздал, а Юнги улыбается. И пусть, улыбка совсем вымученная, но она Чонгука светом наполняет.
— Ты только живи, хорошо? Я за тебя умру, каждый день умирать буду, только живи, — шепчет Чонгук и тоже пытается улыбнуться, но не выходит.
— Вся моя жизнь — это ты. Я больше не отпущу, я больше тебя не потеряю, я за тобой даже на тот свет отправлюсь, — неуверенный даже в том, что его слушают, говорит альфа.
Чонгук должен высказаться, должен сказать ему, насколько сильно он его любит. Страх, что он больше может никогда не увидеть эту улыбку, не почувствовать его прикосновений, переламывает Чонгука надвое. Он усиленно отрицает такую реальность, прижимает пропитанное кровью полотенце сильнее, шепчет больше себе, чем омеге, что всё будет хорошо. Чонгук осколками своих же перебитых внутренностей давится, как в бреду три самых главных слова шепчет, но Юнги ладонь из его руки медленно выдёргивает, а потом, схватив за большой палец, поднять пытается. Чонгук понимает, чего хочет омега, и сам кладёт ладонь на его живот.
Чон его чувствует сразу же и чувствует своего волка. Альфа теряется, все его чувства смешиваются, потому что он какое-то мгновение не может разграничить, где заканчивается то, что живёт в животе омеги и начинается его зверь. Чонгук даже если захочет, то руку отобрать не сможет. Он больше своё тело не контролирует, внезапно восставший волк взял бразды правления в свои руки.
Неужели… У Чонгука внутри коллапс, столкновение двух миров — малыш внутри Юнги на его руку отзывается, с его волком на контакт идёт, и Чонгука такая любовь к крохотному и ещё даже не родившемуся существу переполняет, что он боится не выдержать. Боится, что система, разум, самоконтроль, всё даст сбой, и Чонгук умом тронется. Так не бывает. Так чистым, отменным счастьем по венам не шмаляют, вот так вот и столько туда разом не запускают — передоз будет.
— Малыш, — хрипит Юнги. Чонгуку приходится пригнуться, потому что расслышать омегу очень сложно, а еще мешают сирены подъехавшей, наконец-то, скорой. — Это твой малыш, — выдыхает Юнги и тычется лицом в руку, прижимающую рану на его плече, лишь бы взгляд спрятать.
Чонгук думает, его от настолько разных эмоций прямо здесь разорвёт — счастье внутри граничит с адской болью и страхом потерять Юнги и ребёнка. Чонгук будто стоит на лезвии, а его чувства его по нему туда-сюда тащат — ещё мгновение, и альфа пополам распадётся. Юнги носит его ребёнка. Чонгук смаргивает пелену с глаз, приказывает скачущему внутри волку снова заткнуться и легонько поглаживает живот.
— Я не заслужил, — треснуто говорит альфа. — Я не заслужил такого счастья. Но ты Мин Юнги, меня в него головой окунул. Ты выкарабкаешься, ты родишь нам этого малыша. Мы вместе вырастим его, а я всю жизнь буду просить у тебя прощения, всю свою долбанную жизнь, только не закрывай глаза. Не оставляй меня одного.
— Малыш… — хрипит Юнги. — Кажется, он… — омега разговаривать почти не может, поэтому он просто взглядом вниз указывает, и Чонгук видит лужу под ним.
— У него отошли воды, — кричит подбежавший Джин и пытается оттащить от омеги Чонгука, чтобы освободить место для подошедших врачей.
Но Юнги руку альфы не отпускает и смотрит так, что Джин эту идею бросает. Чонгук аккуратно перекладывает Юнги на каталку, ни на секунду от омеги не отходит.
— Пусть он выживет, пусть ребёнка спасут, — тихо говорит Мин альфе, пока его вывозят из кофейни.
— Да вы оба выживите! — кричит на них идущий за ними Джин, который уже окончательно пришёл в себя. — От царапины в плече никто не умер. Твой волчонок в животе умнее тебя, он сразу опасность почувствовал. Если бы ты не согнулся, посланник твоего брата бы тебе в сердце попал. А преждевременные роды у тебя от стресса, вон, Намджун, у меня восьмимесячный, зато какой альфа. А мне теперь красноглазным из-за вас быть, — театрально вздыхает Джин.
— Джин, заткнись, — без злобы говорит Чонгук, который на самом-то деле за слова омеги готов его расцеловать.
========== 23. ==========
Комментарий к 23.
Music: In This Shirt - The Irrepressibles
https://soundcloud.com/theirrepressibles/in-this-shirt-original-version
Даниэль
https://ibb.co/j0D7Sw
***
— Почему? Почему мне никто ничего не сказал? Почему меня не впускают внутрь? — Чонгук, обхватив голову руками, нервно ходит по узкому коридору больницы. На скамье у стены слева сидит Джин, Намджун стоит рядом с руками в карманах и молча следит за метаниями Чона.
— Тебя не впускают, потому что врачи лучше знают, потому что это операционная, — стараясь звучать спокойно говорит Джин. — А сказать ты ему шанса не дал. Вспомни свой последний визит в Итон, и больше, чтобы я этого вопроса не слышал.
Чонгук, как побитый щенок, опускает голову вниз и с шумом выдыхает. Джин прав. Джин всегда прав, и как бы это ни бесило альфу, он должен с ним согласиться. Чонгук не дал Юнги и шанса, ни разу не попробовал его выслушать, ни разу не позвал просто на кофе поговорить, брал, как таран, всё пытался смешать с грязью, посадить на место, но Юнги даже из борделя умудрился выйти чистым, как ангел, а вот Чонгук в этой грязи, как в мазуте, испачкан, весь заляпан, измазан, ещё и руки свои грязные к нему тянет. Ещё и смелость имеет что-то требовать, что-то вообще говорить.
— Мне надо позвонить брату, — Чон хлопает по карманам в поисках телефона и, достав его, отходит в сторону.
— Возьми охрану и Чимина и приезжай в Итон, в центральную больницу, прямо сейчас, — говорит Чонгук в трубку.
— Что с тобой? Ты ранен? — обеспокоенно спрашивает Тэхён.
— Не я. Только приезжай побыстрее, ты мне очень нужен, — просит старший.
— Выезжаю.
Чонгук сбрасывает звонок и снова идёт к двери, за которой его омега. Только Чонгук к ней подходит, как она распахивается и оттуда выходит врач.
— Как он? Что там происходит? — сразу нападает на начавшего пятиться назад врача альфа. К ним моментально подлетает Джин и, положив руку на грудь альфы, толкает его к Намджуну.
— У нашего отца ребёнка проблемы с терпеливостью и самоконтролем, — извиняющимся тоном говорит омега врачу. — Как там наш пациент?