— Договорились. А то сейчас и в правду дел еще прорва. Но вечером… Ты обещал.
— Раз обещал, значит выполню. Мое слово — твердо.
На этом Карно ушел, а Ольт продолжил тренировку. До вечера он уж как-нибудь продумает биографию и историю похождений мифического морехода Архо Меда.
Когда он, закончив тренировку, пошел к землянкам, в лагере была привычная картина. Истрил уже что-то мудрила у костра, а Карно точил и правил ножи и мечи, пользуясь целым набором камней. Вот ведь фанат всего режущего и колющего. Одними камнями он правил лезвия, другими точил и шлифовал. Короче, все были заняты. Один Вьюн, уже очнувшийся от своего тяжкого пьяного сна, все так же привязанный к дереву, сидел безразличный и безучастный ко всему, понуро опустив лохматую голову. Ольт пошел к нему, по пути подмигнув Карно. У него был общий план по обработке лазутчика, без подробностей, но Ольт надеялся на импровизацию. Он уже понял, что с местными, простыми и доверчивыми людьми, будет проще и быстрей уговорить их на что-то, делая упор на чувства и ответственность. Однако не следовало считать их дурачками, ибо жестокая и безжалостная жизнь приучила местный люд с подозрительностью относиться ко всему непонятному. Просто у них была другая шкала ценностей и все те хитрости, принесенные Ольтом из другого мира, могли здесь и не сыграть. Вербовать здесь сторонников требовалось на совсем другой основе, причем делать это желательно искренно и самому веря в то, что говоришь. Мальчишка подошел к привязанному лазутчику и присел перед тем на корточки:
— Что, головка бо-бо?
Вьюн поднял голову, спокойно, даже где-то безразлично посмотрел на него. Понятно, наверно полночи с жизнью прощался и подводил итоги. Ну значит дошел до кондиции, можно брать за жабры. Главное сейчас — не перегнуть палку.
— Может спотыкаловки?
Вьюн мотнул головой, отказываясь.
— Ну нет, так нет. Просьбы, последние желания?
— Нет. — коротко и ясно. Ну точно, уже похоронил себя и не хочет встретить свою смерть неподобающим образом. Что-то видно осталось в нем от воинской чести, есть с чем работать.
Тут подошел Карно. В руках у него была веревка. Вьюн уставился на нее как кролик на удава. Как бы человек не готовился к смерти, но увидеть воочию ее атрибуты прямо перед своими глазами не каждому оказывается по силам. Тем более представлять, как вот самая веревка затянется на его шее. Лазутчик явственно, через силу сглотнул. Воображение у него было что надо. Карно между тем мастерил скользящую петлю.
— Малой, предлагаю отойти в лес подальше. И вони поменьше, и зверье дикое докучать не будет.
— Да, конечно ты прав. Но хочу с ним еще раз напоследок поговорить.
— Да что с ним говорить? — одноглазый с чувством сплюнул, и Ольт далеко не был уверен, что он сейчас притворяется. — Он же семью, род свой предал!
— Я никого не предавал! Некого было предавать. Семью убили, всю деревню убили! Если бы я знал — кто! Кому мстить за род? — и куда только делось только что бывшее равнодушие. Видно для местных такое обвинение было достаточно сильным для того, чтобы возмутиться, позабыв о собственной смерти. Наверно его во многом можно было обвинить, и он явно был готов к такому, но вот обвинения в предательстве он явно считал незаслуженным и не был к такому готов. Наступил Карно Вьюну на больное место, на рану, которая несмотря на время, все никак не хотела затягиваться. И сейчас этот крик души вырвался сам собой, вытащив его из того состояния, в которое он себя старательно загонял. Вот она — точка приложения импровизации.
— Хоть перед смертью не ври сам себе. Твой род уничтожили северяне. Зачем тебе знать их имена? Может среди них был и Кведр, и Мальт, или они не такие же, как та мразь, спалившая твою деревню? Может граф Стеодр отдал приказ поджечь дома односельчан. Я, например, этого не знаю, но знаю одно, что твою деревню точно сожгли северяне. Мне бы этого было достаточно, чтобы отомстить им всем. — Ольт немного помолчал, чтобы его слова лучше дошли до воспаленного мозга Вьюна. — А ты с ними шашни водил. Работал на них. И скольких еще людей, простых эданцев, ты подвел под смерть? А ведь они, как и твои родичи, жить хотели. А ты за кувшинчик спотыкача… Точно, незачем тебе жить.