— Да я на Крильта работал! Причем здесь северяне!
— Эх ты, а еще лазутчик. А то ты не знал, с кем Крильт дружбу водил и кого грабил. Сам же ему сведенья таскал. Опять врешь. Не знаю, нарочно или в самом деле такой тупой. А я ведь думал, что хоть немного раскаяния будет в твоей душе… Но ты видно предатель и убийца эданцев по натуре своей. — Ольт махнул рукой и поднялся. — Да что с собой говорить. Пойдем Карно, матушка к завтраку зовет, поедим, потом с этим придурком вопрос решим. А ты, забывший своих убитых детей, так посидишь. Незачем добро переводить.
Насчет убитых детишек наверно слишком пафосно получилось, как бы не лишнее было, но не смог удержаться. Кровная месть в здешних местах — не пустой звук. Мужчину можно было лишить семьи, господина, родины, всего, что составляло его жизнь и лишь одно оставалось неизменным, то, что давало силы ему жить дальше. Возможность отомстить. И возможно это было единственной возможностью еще хоть как-то достучаться до мозгов этого кретина.
Завтрак много времени не занял. Так поклевали что-то, того-сего всякого. Ольт даже не заметил того, что попало в рот. Он думал, как же довести дело до логического конца. Пока ничего в голову не приходило. На все провокации Вьюн или молчал, или тупо оправдывался. Может в самом деле тупой? Тогда конец, как бы не было противно, один. Но видно, пришло время, и лазутчик наконец дозрел. И уже совсем не походил на того угодливого подхалима и пьянчужку, который чуть ли не плясал перед Крильтом.
— Слышь, пацан! Тебя ведь Ольт зовут? Может поговорим?
— Не о чем мне с предателем разговаривать.
— Эх, пацан, мал ты еще о людях с налета судить. Может все-таки хоть выслушаешь?
— Не хочу. Повторяю, не о чем с мертвецом говорить. — о, кажется проняло мужика, но надо потянуть, поломаться. Главное — не перестараться.
— Послушай, Ольт, тебя ведь точно Ольт зовут? Не хочешь говорить со мной — не надо, но выслушать-то можешь? Я ведь много знаю, знаю с кем Крильт дела в городе крутил, с кем в деревнях. В городе меняла есть, Бенкас его зовут. Он весь товар у Крильта брал, задешево конечно, все-таки грабленое и ворованное, но платил честно. Я тебе все связи Крильта выложу, только отпусти.
— Ты совсем тупой? С какой такой стати нам тебя отпускать? Чтобы еще один кровник по лесам бегал и нас подстерегал?
— Ничего против вас не имею, даже не посмотрю в вашу сторону. Крови между нами нет. На убитых дружинников Кведра мне плевать. Отпустите…
— Да зачем тебе свобода? Куда ты пойдешь? Кому ты нужен? Кведру? Так его люди скоро трупы Мальта и его десятка найдут. А там из ран твои стрелы вынут. Ты пока в отключке валялся Карно все наши стрелы из трупов вытащил и твои воткнул. — каждый лучник метил свои стрелы, чтобы не было споров, когда в мишень попадают сразу две или больше стрел. И у Вьюна они были помечены особо расположенными насечками. Но он не обратил на слова Ольта никакого внимания.
— Да плевать на Кведра! Я понял, кто виноват… Отпустил бы ты меня, хотя бы на время, а? Я только должок отдам и все, и вернусь, если жив буду. А там уже делай со мной, что хочешь. Хочешь, клятву дам? Ну зачем тебе смерть моя? А так глядишь и хоть какая-то польза будет. Отпусти.
На слова о стрелах он не отреагировал, видно и точно наплевал на свою репутацию у Кведра. Хотя, честно сказать, никаких манипуляций со стрелами Карно не проводил, просто Ольт решил заиметь лишний рычаг воздействия на Вьюна. Оказывается, лишнее все это. Вьюн сразу перескочил через ступеньку, достаточно было слов о совести. И что это он о виноватых сказал? Никак решил барона замочить? Прямо опять индийские страсти какие-то. Однако, непосредственный здесь народец. Верят на слово и чтут клятвы. Даже неудобно — простые, как горшок. Ольт-то думал, что ему придется закрутить мозги оппоненту, демагогией напустить туману, выпячивая наружу какой-нибудь пустяк, а что-то важное наоборот спрятав вглубь, а тут и врать особо не пришлось. Прямо, будто конфету у ребенка выманил и Ольт лишний раз убедился, что все его земные ухищрения, на которые Витольд Андреевич Краснов был большой мастак, здесь совсем ни к чему. Лишнее это здесь, надо быть проще. Однако, пора доводить дело с Вьюном до конца.
— Не могу я тебя отпустить.
Лазутчик опустил голову, теряя возникшую было надежду на месть. Все его мысли можно было прочитать на его лице. Видно и в правду нагрешил он много и потерял в глазах этих людей право не то что на месть, но и на жизнь. Одно утешало, что умрет он, раскаявшись во всех своих преступлениях.