Спал недолго, часа полтора и проснулся от тихого песнопения и ласкового прикосновения руки. Он открыл глаза и уткнулся взглядом прямо в глаза аны, которые смотрели на него с такой выразительностью и любовью, что он смутился и тут же прикрыл веки. Со стороны женщины не чувствовалось никакого сексуального подтекста и отчего-то от этого напева и поглаживания его головы сладко щемило сердце и хотелось плакать. Он понимал, что это реакция его детского тела, которое так реагирует на ласку и любовь и ничего не имел против, но не собирался давать им волю. Все должно быть в меру, а сейчас у него по плану, начерченному им самим, тренировка. Он мягко высвободился из объятий и огляделся. Оказывается, пока он спал, женщина прибралась в шалаше и сложила все недоеденное в углу шалаша, прикрыв листьями лопуха от пыли и мух. Он попытался, хмуря брови, жестами объяснить, что ей рано еще активно двигаться, но женщина лишь улыбалась в ответ и что-то отвечала, продолжая гладить его по голове. Он мягко, но решительно пресек эти действия и взяв в руки туесок показал, что пойдет за водой, на что женщина, ничуть не обидевшись, кивнула головой. У ручья быстро умылся, прогоняя остатки сна, напился и набрал полный туесок воды. Вернувшись обратно к шалашу, отдал воду женщине, показал ей жестами, чтобы не мешала, и наконец приступил к настоящей ежедневной тренировке.
За эти месяцы программа была отработана до малейшего нюанса. В начале бег километров на пять, затем упражнения на гибкость и ловкость, на развитие силы, после этого отработка приемов с оружием, то есть с копьем, палками-мечами и ножом, и как кульминация — бой с тенью, проводимый по установленному графику то с оружием, то без. Обычно все действо занимало около трех часов, и сейчас он не стал отходить от традиции. Занимался с полной самоотдачей, так, что пот лил ручьями.
Женщина сначала удивилась такому странному времяпровождению, заволновалась, видно не могла понять смысл странных, по ее мнению, движений, но затем видно до нее что-то дошло, и она успокоилась. Так и просидела все время, пока он, закончив с тренировкой, опять сбегал к ручью и принял холодную ванну. Только улыбалась на этот раз с малой толикой жалости. Холодная вода взбодрила и придала бодрости утомленному телу. Так что к очередному уроку по местному языку он приступил вполне свежим, тем более учить новые слова — это не отжиматься.
Так с первого дня у них и установился распорядок, которого они придерживались и в последующее время. С утра так называемая зарядка, которая на самом деле была полноценной разминкой и тренировкой для развития тела, затем завтрак, совмещаемый с уроком местного языка и после этого добыча пищи насущной, то есть охота. Обычно она не занимала много времени, так как дичи в окрестностях было множество, и он управлялся часиков до трех-четырех. Точнее сказать не мог, потому что самих часов, как не было, так в ближайшем будущем и не предвиделось.
Добыча пары рябчиков или фазанов не занимала много времени, как и их приготовление, потому что для этого он использовал уже испытанный вариант с глиной. Пока дичь пеклась, он занимался тренировкой. На нее у него уходило примерно три часа. Занимался до упора, не давая себе поблажек. После плескания в воде наступало время позднего обеда или раннего ужина. И только после него он мог расслабиться и посвятить время отдыху, который посвящал общению с женщиной, совмещенным с очередным уроком языку. Обучение продвигалось вперед семимильными шагами. Он уже мог с грехом пополам связать и произнести несколько фраз, связанных с их неприхотливым бытом. А также с пятого на десятое понимал о том, что хотела донести до него женщина. Заодно, сразу с уроками языка, изучали письменность и счет. Ему, худо-бедно знавшему четыре языка, эти уроки давались легко. Особенно арифметика, он просто автоматически переводил местные обозначения цифр на знакомые ему, а так как система исчисления здесь была тоже десятичной, проблем с простейшими арифметическими действиями у него не было. Женщина была довольна и горда его успехами.
Впрочем, уже не просто женщина, а «ана», что на местном языке, оказывается, означало «мама». По началу он не понял, с чего это его усыновили, а потом, когда все выяснилось, его это уже не волновало. Так без него его женили. Но ему грех было жаловаться, ана ему нравилась и в роли мамы была совсем не плоха, а очень даже ничего. Тем более, что из того немногого, что он смог понять, ее сынок пропал три года назад. Если коротко, то ее сын по имени Ольт ушел в лес то ли по ягоды, то ли по грибы и все, даже костей не нашли. И было ему как раз столько лет, сколько и мальчишке. Впрочем, как бы жалко ему не было неизвестного пацана, и хорошо, что не нашли. Не найдя останков сына, ана верила, что он не погиб, а уверившись сама, убеждала всех окружающих, что скорее всего сыночек просто заблудился и не смог найти обратную дорогу, что, глядя на местные дебри, вполне могло быть. Окружающие качали головами и жалостливо смотрели ей вслед. Кто же за столько лет выживет в лесу? Тут и взрослому-то было бы нелегко, что же говорить о мальце. А она до сих пор не теряла надежды, фанатично, до исступления верила, что где-то в тайге живет ее сынок и только ждет, когда родная мать его найдет и использовала любую возможность для выхода в лес. И ведь дождалась!