– Полундра, братва, воздух! – крикнул Лазаренко.
Со стороны солнца на их растянувшуюся цепочкой группу, заходил двухмоторный самолет. И уже даже отчетливо видно было двоих или троих пилотов, сидевших там – в большой, словно дачная веранда, застекленной кабине.
– Жорка, пулемет давай, – заорал кто-то из морпехов.
Самолет прошел над ними так низко и так быстро, что буквально оглушил воем своих пропеллеров, и вихрь снежной пыли поднявшись над ледником, скрыл в белом облачке и Жорку, стрелявшего из пулемета, и что-то там оравшего старшину Лазаренко.
– Ложи-и-и-и-сь! – кричал Тетов, – кричал. Хотя от шума самолетных винтов и грохота пулемета Мg, палившего с плеча Жоркиного второго номера, крика Игорева не было слышно.
Словно в замедленном рапиде Игорь видел, как от внешних пилонов выкрашенных голубым цветом плоскостей с черными на них крестами, оторвались две бомбы, оторвались и стремительно понеслись вниз и вперед по инерции. И тут же вонзились в снег.
Игорь рухнул лицом в белую снежную пыль, и тут рвануло.
Ухнуло по ушам каким – то глухим ударом.
И сразу не слышно стало ни винтов самолета, ни стрекота пулемета Мg.
И только осколки льда еще запоздало падали и сыпались с неба на спину.
Снова уйдя под солнце, самолет неслышно начал свой второй заход.
– Жорка, не промахнись! – крикнул Лазаренко.
Жорка торопливо закладывал новую стальную ленту в приемник. Отстрелянная – пустая лента валялась тут-же под ногами в желтом конфетти стреляных, пахнущих свежим порохом гильз.
Самолет, качнув крыльями, уже лег на боевой курс и теперь приближаясь, стремительно, с каждой секундой увеличивался в размерах.
Наконец Жорка справился, захлопнул откидную рамку ствольной коробки и оттянув затвор, припал к прикладу.
– А-а-а-а-а! – заорал Жорка, нажимая на спуск, и новый всплеск желтого конфетти из стреляных гильз просыпался на белый снег ледника. Но крик Жоркин потонул в грохоте ревущих моторов фоке-фульфа, пронесшегося так низко, что казалось брюхом и пилонами своих плоскостей – сшибет сейчас бескозырку с бесшабашной Жоркиной головы. ….
Когда все стихло.
Когда все стихло, Лазаренко устроил перекличку.
– Аркан, Абрамов, Урч, Жабин, Пирожков, Жорка, Шофёрик…
Получалось, что все целы…
Бывает же!
А Фриц лежал кверху голубым брюхом своим на западном склоне ледника и даже не горел.
– Мама, я летчика люблю! – присвистнул Жорка, – командир, айда сгоняем, позырим на Фрица, авось парочкой "парабеллумов" разживемся, зазря мы его сшибли, что ли?
Но даже соблазнительная перспектива разжиться парочкой трофейных Р-8, не смогла склонить Лазаренко к тому, чтобы еще потерять пол-часа столь драгоценного теперь времени.
– Вперед, братва, некогда нам на Фрица сбитого дывыться, в походную колонну и вперед. Лейтенант Тетов в голове, я замыкающим!
И только радостный Жорка все никак не унимался, – а мне за сбитого Фрица орден Красного Знамени или "звездочка" положена, а?
И еще спел пару раз.
Про летчика.
Видать, вроде как заупокой трех душ немецких пилотов:
– Мама, я летчика люблю
Мама, я за летчика пойду
Летчик делает посадки
Жмет меня без пересадки
Мама, я за летчика пойду. ….
Радист Хофман щелкнул тумблером и рация сама настроилась на фиксированную волну.
Эти новые приемо-передатчики Телефункен-Блаупункт делались специально для парашютно-десантных войск, они были очень легкие, компактные и были совершенно просты в обращении. Если в бою и убьет радиста, то любой из десантников сможет справиться – просто включить пару тумблеров и все дела! Если, конечно, радио придет открытым текстом, незашифрованное.
– Радио из центра, – доложил Хофман.
Клаус не торопил Хофмана, зная, что еще минут пять у того уйдет на расшифровку.
У них не было специальной шифровальной машинки типа "Энигма", которая была похожа на гибрид арифмометра и пишущей машинки, поэтому Хофману приходилось пользоваться шифровальными таблицами.
Клаус щурясь любовался отблесками заката, окрасившими края дальнего ледника во все оттенки красного – от оранжево-огненного, до глубоко-бардового.
Горы не могут не трогать романтической немецкой души.
Ах, сколько стихов читала ему Лизе-Лотта, когда вот так же любовались они с нею огненно-бардовыми закатами. И как странно! Именно в этих же местах. И всего только три года прошло с той поры…
Хофман протянул Клаусу исписанный им листок.
Фон Линде дважды перечитал, шевеля губами.
Потом задумался.
– Разрешите и мне посмотреть, господин оберлейтенант, – фельдфебель Хайнрике, который был теперь командиром первого взвода вместо убитого во вчерашней стычке с русскими разведчиками Волленгута, протянул руку, прося листок с радиограммой.