Выбрать главу

Ну а я тогда, после прочтения очерка в детстве, загорелся тоже стать героем и совершить подвиг. Немецкие склады никак не попадались. Я глазами шарил под ногами постоянно. Но вот однажды мы с братом Костей собирали яблоки в колхозном саду, после уборки там яблоки еще оставались. Я глядел больше на землю, чем на деревья и вдруг увидел торчащий из земли танковый снаряд. Я сейчас понимаю, что надо было сразу рассказать взрослым, они вызвали бы военных и, может быть, они откопали бы еще целый склад снарядов.

Но мы с Костей решили посмотреть, хороший ли снаряд, и положили его на разведенный костер. Снаряд долго не взрывался, мы лежали за бугром земли. Костя сказал мне, что надо подправить костер и хотел встать. Я схватил его за полу фуфайки и удержал вовремя. Рвануло так, что мы оглохли. Затем встали и насобирали еще горячих осколков, впившихся в деревья. После этого мы никому не говорили о случившемся. Слава Богу, что остались целыми. Желание стать героем у меня сильно поубавилось…

И мы пахали…

– Но-о-о, Гебельс! Пошла, пошла, Геба! Володя! Ты что, заснул?!

Это уже в мой адрес. Дядя Тоадри Цуркан и я пашем клин земли в старом еще довоенном винограднике, на острове, который образовался в незапамятные времена водоразделом Днестра и протокой Турунчука. Гебельс и Геба – это запряженные в однолемеховый плуг лошади. Дядя Тоадре – мужчина лет тридцати двух, фронтовик.

Отсюда и такие имена лошадей, если сильно норовистые да еще и кусались, то имена главарей фашисткой Германии им были обеспечены. Вернувшиеся с войны после Победы еще молодые ребята и работавшие в нашем колхозе ездовыми не могли успокоиться от зверств Гитлера, Гебельса, Бормана… и с удовольствием отвешивали кнута провинившимся.

Я, тринадцатилетний школьник, во время каникул, был в должности погонича, водил лошадей под уздцы по борозде пахоты. Мечтая о том, как на заработанные трудодни мне купят велосипед и больше мне не придется уже ходить на работу так далеко пешком. С этими сладкими мыслями я на ходу засыпал. Засыпая, я отклонялся от лошадей инстинктивно, чтобы не наступила лошадь копытом на ногу (было и такое). Однако поводок я держал крепко, и лошади вместе со мной отклонялись от борозды…

– Володя, проснись!

– Да-а-а, дядя Тоадре, вам легко, держитесь себе за ручки плуга, а давайте поменяемся местами!

– Тпрууу! Иди, на, подержись ты за ручки плуга!

Стряхнув с себя сон (меня давно тянуло к технике), я крепко уцепился за ручки плуга.

– Но-о-о! Пошел, Гебельс! Пошла, Геба! – крикнул я, подражая дяде Тоадре…

Лошади даже ухом не повели и только после того, как я щелкнул кнутом в воздухе, они дернули плуг и пошли. Пройдя несколько метров, плуг выскочил из земли и повалился на землю вместе со мной.

Я даже не успел отпустить ручки, пропахал лицом несколько метров земли. «Тпрууу!» Дядя Тоадре остановил лошадей. У меня настроение, конечно, сильно упало, и я чуть было не заплакал. Отряхивая меня от прилипшей земли на лице и одежде, дядя Тоадре, без тени насмешки успокаивая незадачливого пахаря, говорил: «Ничего, научишься! У тебя вся жизнь впереди, пахать да пахать…»

Горький хлеб

В конце ноября трагически погибла наша мама, нас осталось пятеро сирот, младшему едва исполнилось девять месяцев. Всех надо было прокормить, и отец с раннего утра до позднего вечера пропадал на работе. Вечером он приносил две булки черного хлеба – этим и жили. Маленькому Ванюше мы жевали хлеб и через марлю давали ему сосать. Теперь, когда он вырос, живой и здоровый, не верит нам, что так было. Нашлись тетушки, которые уверяли его, что нянчили его на своих руках и кормили его всякими вкусностями. Ну да Бог с ними.

Я пишу, как было, а было так – государство не обращало внимания на многодетную голодную семью инвалида-фронтовика. Помощи совершенно никакой, приходилось выживать самим. Нет, мы не кинулись по дворам просить милостыню. Костя, как старший, взял на себя обеспечение продуктами. С утра он исчезал куда-то и к вечеру приходил нагруженный всякими яствами. Это были консервы с борщом, фасолью, повидло. Откуда нам было знать, что это бомбажные консервы. Костя находил все это на свалке консервного завода, неподалеку от села.

Я оставался дома за старшего, следил за младшими, чтобы не учудили чего-нибудь. Было дело, без одного чуть было не остались. Маленький Вася решил погреться, так как основательно замерз. Собрал постеленную на полу в сенях солому и поджег ее. Хорошо, я был в доме и вовремя потушил разгоравшуюся солому.