Это произошло в тот самый момент, когда внимание толпы разделилось: одну ее половину привлекла отчаянная жестикуляция людей, бегущих со стороны носниборовского дома, другую — мои вопли. Еще минута, и Аровену несомненно обнаружили бы, но не успела эта минута истечь, как я уже был на такой высоте над городом, что повредить мне ничто не могло, и с каждой секундой и город, и толпа становились все меньше, превращаясь в смутные пятна. Через невероятно короткое время я уже мало что мог различить в деталях и, куда ни погляди, видел лишь встающую передо мною громадную стену синих равнин.
Поначалу шар поднимался вертикально, но пять минут спустя, когда мы достигли уже очень большой высоты, мне показалось, что ландшафт равнины начал уплывать в сторону. Я не ощущал ни малейшего дуновения ветра, и мне и в голову не приходило, что это движется не земля, а шар. Я ломал голову, что может означать странное движение заведомо неподвижных объектов, как вдруг меня озарило, что люди на воздушном шаре не ощущают ветра, поскольку движутся вместе с ним и не оказывают ему сопротивления. Я обрадовался, думая, что, должно быть, достиг теперь верхних слоев воздуха, где дует неизменный пассат, который, весьма возможно, унесет меня на сотни, а то и на тысячи миль прочь от страны Едгин и едгинцев.
Я откинул одеяла и выпустил Аровену на волю, но вскоре снова укрыл, ибо на высоте стоял страшный холод, а из-за необычайности нашего положения на нее напал легкий столбняк.
А потом началось время — то ли сон, то ли бред, — о котором четких воспоминаний у меня не осталось, и сомневаюсь, что они когда-нибудь всплывут со дна памяти. Кое-что я все-таки помню: как вскоре нас окутало облако пара, морозной пылью осевшего на моих усах и бакенбардах; помнится еще, как мы час за часом сидели в густом тумане, где мы не слышали ни звука, кроме дыхания — моего и Аровены (ибо мы тогда, похоже, и не разговаривали), и ничего не видели, кроме днища гондолы, ее стенок и шара, темнеющего наверху.
После того, как земля скрылась из глаз, неприятней всего было ощущение, что шар неподвижен, в то время как единственная наша надежда заключалась в том, чтобы двигаться вперед с максимальной скоростью. Время от времени мне удавалось бросить взгляд на землю в просвет меж облаков, и я с радостью осознавал, что мы летим вперед быстрее, чем скорый поезд; но стоило облакам затянуть просвет, как прежнее впечатление, что мы не трогаемся с места, возвращалось с новой силой, и никакая логика развеять его не могла. Было еще одно ощущение, почти такое же скверное: как ребенок, пробираясь на ощупь в длинном туннеле без фонаря, боится, что ослеп навеки, так и я, надолго потеряв землю из виду, начинал чуть ли не всерьез бояться, не расстались ли мы с твердой почвой полностью и навсегда. Я ел и передавал пищу Аровене, лишь интуитивно определяя, сколько времени прошло с прошлой трапезы. Потом наступила тьма, страшное, тоскливое время; нас бы порадовала луна, но даже ее не было видно.
С рассветом картина переменилась: облака рассеялись, засияли утренние звезды; восход ослепительного солнца впечатлил меня не меньше, чем самые великолепные из восходов, виденных ранее; внизу тянулась рельефная цепь гор, покрытых свежим снегом, но мы летели куда выше их вершин; дышать стало трудно, но я не мог позволить шару опуститься ни на дюйм, ибо не имел понятия, скоро ли наступит время, когда нам уже не понадобится вся та летучесть, на какую способен наш шар и какой мы в силах управлять; я был рад, что после почти 24 часов полета мы все еще оставались так высоко над землей.
За пару часов мы пересекли горную цепь, которая, вероятно, достигала в ширину не менее 150 миль, и я вновь увидел гладкий равнинный простор, тянущийся до горизонта. Я не знал, где мы находимся, и не осмеливался снизиться, боясь, что шар утратит подъемную силу, но если и не имел полной уверенности, то все же надеялся, что мы летим над страной, которую я покинул, отправляясь в экспедицию. Я усердно вглядывался в ландшафт в поисках чего-нибудь, благодаря чему мог бы судить, что это за местность, но ничего такого не замечал и боялся, не летим ли мы над отдаленной частью страны Едгин или над страной, населенной дикарями. Пока я маялся сомнениями, шар снова окутали облака, и мы опять погрузились в зону пустого пространства и догадок.