Не могу описать всё, что происходило в ту минуту, ибо откуда-то выплыла зловещего вида персона в черной мантии и жестами выразила неудовольствие тем, что я подглядываю. В кармане у меня случайно завалялась монетка, отчеканенная Музыкальным банком и подаренная мне г-ном Носнибором, и я попытался, вручив монету служителю, его умаслить; но, увидев, что я ему сую, тот так рассвирепел, что я вынужден был дать ему монету иной чеканки, дабы его утихомирить. Как только я это сделал, он немедля сменил гнев на милость и удалился. Я попробовал еще раз заглянуть за занавесь и увидел Зулору, когда она отдавала листок бумаги, похожий на чек, кассиру. Даже не ознакомившись с ним, тот запустил руку в стоявший рядом старинный сундук, выгреб оттуда горсть металлических кружков, очевидно, первых попавшихся, и, не пересчитывая, передал ей. Зулора также не стала их пересчитывать, а положила в кошелек, после чего села на место, предварительно опустив несколько монет иной чеканки в ящик для сбора пожертвований сбоку от конторки кассира. Затем таким же образом поступили г-жа Носнибор и Аровена; однако несколько позже они отдали всё (насколько я мог углядеть), что получили от кассира, служителю, который, в чем я нисколько не сомневаюсь, ссыпал монеты в тот же сундук, откуда их извлекли. Вслед за тем дамы двинулись в сторону завесы; я отпустил приподнятый край и отошел на приличное расстояние.
Вскоре они присоединились ко мне. Несколько минут все мы хранили молчание, но, наконец, я рискнул сделать замечание, что банк сегодня не так загружен работой, как, вероятно, в другие дни. На это г-жа Носнибор сказала, дескать, да, поистине грустно видеть, как мало внимания уделяют люди самому ценному из всех здешних институтов. Вслух возразить мне было нечего, но про себя я всегда придерживался мнения, что человечество в преобладающей части более-менее понимает, где и от чего можно получить пользу, а где нет.
Г-жа Носнибор продолжала в том духе, что мне не следует думать, будто существует недостаток доверия к банку, раз я видел здесь так мало людей; страна всей душою привержена этим учреждениям, и если возникнет любой признак того, что они находятся в опасности, тут же явится поддержка с разных, совершенно неожиданных сторон. И лишь поскольку люди знают, что никакой опасности для этих банков нет, они в иных случаях (как, например, сокрушенно заметила она, в случае г-на Носнибора) считают, что в их поддержке нет необходимости. Кроме того, эти институты никогда не отступали от безопасных и подтвержденных опытом принципов банковского дела. Так, они никогда не позволяли себе начислять проценты по вкладу, что ныне часто делают кое-какие дутые компании, которые, занимаясь незаконной коммерцией, привлекают многих клиентов; и даже число акционеров теперь куда меньше, чем прежде, благодаря нововведениям этих бессовестных лиц, ибо Музыкальные банки выплачивают низкие дивиденды, а то и вовсе их не выплачивают, но делят свои прибыли, формируя бонусы, выплачиваемые держателям акций первого выпуска раз в 30 000 лет, а поскольку сейчас прошло всего лишь 2000 лет со времени предыдущего распределения бонусов, люди понимают, что им нечего надеяться на следующее в течение их жизни и предпочитают инвестировать туда, где получат более осязаемую отдачу от вложенных средств. Всё это, сказала она, наводит на очень грустные мысли.
Покончив с этими горестными признаниями, она вернулась к первоначальному утверждению, что все в государстве несомненно поддерживают эти банки. Что же до малочисленности посетителей и отсутствия среди них представителей трудоспособного населения, она указала мне, и довольно справедливо, что именно этого и следовало ожидать. Мужчины, лучше всех разбирающиеся в том, что касается устойчивости человеческих установлений, такие как юристы, люди науки, теологи, государственные служащие, живописцы и им подобные, как раз и принадлежат к тем, кто наиболее склонен впадать в заблуждение, будучи одурманен воображаемыми достижениями, равно как страдать чрезмерной подозрительностью, во-первых, из-за непристойного стремления как можно скорее получить как можно большую отдачу от вкладов, в каковом стремлении на девять десятых и состоят причины оппозиции, во-вторых, из-за тщеславия, побуждающего их демонстрировать превосходство над предрассудками несмысленной черни, и в-третьих, из-за угрызений совести, которая постоянно терзает их самым жестоким образом, напоминая им о состоянии их тел, ибо люди эти, как правило, больны.