– Попробуй еще раз, – сказал он.
Студент вздохнул.
– Хорошо, профессор Метьюэн.
Он бросил угрюмый взгляд на Джонни Блэка, что сидел напротив него, держа коготь на кнопке секундомера. Джонни бесстрастно посмотрел на него сквозь очки, нацепленные на морду, поросшую желтоватой шерстью.
– Начали, – произнес Айра Метьюэн.
Джонни нажал на кнопку. Студент начал вторую попытку. Двенадцать деталек были трехмерной составной головоломкой; сложенные вместе, они должны были образовать куб. Сейчас куб был распилен по неправильным изломанным линиям, так что сложить двенадцать кусочков воедино было не так-то просто.
Студент перебирал детальки, по очереди подгоняя их к той, что держал в руке. Тикал секундомер. За четыре минуты ему удалось сложить их все, кроме одной. Этот угловой кусочек просто не мог войти в оставшееся место. Студент покрутил его в пальцах и попытался затолкнуть внутрь. Потом внимательно осмотрел и попробовал опять, но несоответствие осталось.
Студент сдался.
– В чем здесь фокус? – спросил он.
Метьюэн перевернул детальку вверх ногами. Она вошла.
– Вот черт! – пробормотал студент. – Я бы и сам догадался, не будь тут Джонни.
Вместо возмущения на морде Джонни появился медвежий эквивалент улыбки. Метьюэн поинтересовался у студента, почему он так считает.
– Он меня каким-то образом отвлекает. Я-то знаю, что он дружелюбен и все такое, но… дело вот в чем. Поступил я в Йельский университет, чтобы стать психологом. Слышал о подопытных животных, ну, обезьяны там, медведи и прочие. А тут прихожу я сюда, а медведь ставит опыты на мне. Просто из себя выводит.
– Вот и хорошо, – сказал Метьюэн. – Как раз то, что мы хотели. Мы изучаем не сам тест с головоломкой, а эффект присутствия Джонни на тех, кто его выполняет. Хотим установить степень раздражительности Джонни – его способность раздражать людей. А заодно и влияние многих других раздражающих факторов, таких как различные звуки и запахи. Я тебе об этом не говорил, иначе это повлияло бы на достоверность результата.
– Понял. Но я заработал свои пять долларов?
– Конечно. До свидания, Китчелл. Пойдем, Джонни, у нас осталось времени в обрез, только-только успеем дойти до аудитории. Приберем здесь потом.
Когда они вышли из кабинета Метьюэна, Джонни спросил:
– Пошлушайте, босс, шувствуете уже какой-нибудь эффект?
– Ни малейшего, – ответил Метьюэн. – Думаю, что моя исходная теория была верна, и что электрическое сопротивление промежутков между человеческими нейронами понизить уже нельзя, так что сделанная человеку инъекция «препарата Метьюэна» не даст заметного эффекта. Очень жаль, Джонни, но боюсь, что твой босс не станет гением, испробовав на себе собственный препарат.
Средство Метьюэна повысило разумность Джонни от уровня нормального бурого медведя до уровня человека – или, если точнее, до его медвежьего эквивалента. Оно позволило ему добиться впечатляющих успехов на Виргинских островах и в зоопарке Централ-Парка. Оно подействовало и на некоторых других животных в упомянутом зоопарке, но результаты оказались достойными сожаления.
– Шэрр, – прорычал Джонни с медведоамериканским акцентом, – по-моему, не штоит шитать лекшию шейчаш, пррепаррат ешше дейшштвует. А вдррух…
Но они уже пришли. В аудитории сидело лишь с полдюжины закаленных старшекурсников, на которых отвлекающий фактор в лице Джонни вряд ли мог сильно подействовать.
Айра Метьюэн был скверным лектором. Он вставлял в речь слишком много «э-э» и «хм-м», и частенько начинал бормотать себе под нос. Кроме того, лекция по психобиологии была обзорная, рассматривались на ней в основном элементарные вещи, а Джонни разбирался в предмете гораздо лучше, чем студенты. Поэтому он настроился на созерцание видневшегося в окне кладбища и на меланхолические размышления о скоротечности отведенного его виду жизненного срока по сравнению с людским.
– Ой!
Спина Р.Г.Уимпуса, бакалавра наук выпуска 68-го года, рывком превратилась из обычной для него безразличной дуги в трепещущую кривую условного рефлекса, а глаза широко раскрылись в немом изумлении.
Метьюэн говорил:
– …после чего было обнаружено, что… э-э… паралич, наступающий после иссечения соответствующей моторной зоны коры, продолжается намного дольше среди Simiidae, чем среди других катарриновых приматов, и что он длится среди них дольше, чем среди других носатых обезьян… Мистер Уимпус?
– Ничего, – выдавил Уимпус. – Извините.
– …и что носатые обезьяны, в свою очередь, страдают дольше, чем лемуроиды и тарсиоиды. Когда же…