– Ай!
Еще один студент резко выпрямился. Пока Метьюэн стоял с открытым на полуслове ртом, третий студент поднял с пола маленький предмет и протянул его профессору.
– Да, джентльмены, – произнес Метьюэн, – я думал, что вы уже переросли такие развлечения, как стрельба резинками друг в друга. Итак, как я уже говорил, когда…
Уимпус снова вскрикнул и подскочил. Он огляделся. Метьюэн опять попытался продолжить лекцию, но по мере того, как вылетающие неизвестно откуда резинки продолжали поражать уши и шеи слушателей, дисциплина в аудитории стала быстро таять прямо на глазах, подобно кусочку сахара в чашке слабого чая.
Джонни нацепил очки и стал вглядываться в дальний угол аудитории, но в обнаружении источника резинок он оказался не удачливее других.
Он сполз со стула и доковылял до выключателя. Проникавший в окна дневной свет оставлял в тени задние ряды аудитории. Как только вспыхнули лампы, все сразу увидели источник вылетавших резинок. Два студента поставили небольшой деревянный ящик на полку возле проектора.
Ящик негромко жужжал и каждые несколько секунд выплевывал по резинке. Его перенесли на стол Метьюэна и вскрыли. Глазам зрителей открылся сложный механизм, составленный из деталей двух будильников и набора выструганных вручную рычажков и кулачков.
– Ну и ну, – проговорил Метьюэн. – Поистине гениальная конструкция, верно?
Машина щелкнула и остановилась. Пока они ее разглядывали, прозвенел звонок.
Метьюэн выглянул в окно. Собирался пойти сентябрьский дождь. Айра Метьюэн надел плащ, галоши и взял из угла зонтик. Шляпы он не носил. Он вышел на улицу и зашагал по Проспект-стрит, сзади косолапил Джонни.
– Эй! – поприветствовал их полный молодой человек, которому явно пошла бы на пользу стрижка. – Для нас никаких новостей, профессор Метьюэн?
– Боюсь, что нет, Брюс, – отозвался Метьюэн, – если только не считать гигантской мыши у Форда.
– Что? Какая еще гигантская мышь?
– Доктор Форд методом ортогональной мутации вывел трехсотфунтовую мышь. Правда, ему пришлось изменить ее морфологические характеристики…
– Ее что?
– Проще говоря, внешность. Пришлось переделать ее так, чтобы мышь смогла жить…
– Где? Где она?
– В лабораториях Осборна. Если…
Но Брюс Инглхарт уже мчался к холму, где стояли здания научного городка.
– Раз войны нет, – продолжил Метьюэн, – а Нью-Хэвен продолжает оставаться таким же скучным городом, каким он был всегда, то газетчикам, как мне кажется, приходится являться за новостями к нам. Пойдем, Джонни. С возрастом я стал болтлив.
Пробегавшая мимо собака, завидев Джонни, едва не сошла с ума от лая и воя. Джонни не обратил на нее внимания. Они вошли в Вудбридж-Холл.
Доктор Уэнделл Кук, президент Йельского университета, принял Метьюэна сразу. Не допущенный в святую святых Джонни подошел к секретарше президента. Он встал и положил лапы ей на стол. Потом состроил ей глазки – вы должны сами увидеть строящего глазки медведя, чтобы понять, как он это делает – и спросил:
– Как нашчет того шамого, милошка?
Мисс Прескот, в которой с первого взгляда можно было распознать старую деву из Бостона, улыбнулась ему в ответ.
– Конечно, Джонни. Подожди немного.
Она закончила печатать письмо, выдвинула ящик стола и достала томик Хехта «Фантазиус Малларе», который протянула Джонни. Тот улегся на полу, поправил очки и начал читать.
Через некоторое время он посмотрел на нее и сказал:
– Мишш Прешкот, я прошитал уше половину, но до ших порр не пойму, пошему эту вешь шшитают непррилишной. Не могли бы вы дать мне наштояшую книгу?
– Да, в самом деле, Джонни, ты же знаешь, что у меня здесь не порнографическая лавочка. Многие люди находят и это достаточно сильным.
Джонни вздохнул.
– Людей вошбушдают такие шмешные вешши…
Тем временем Метьюэн уединился вместе с Куком и Далримплом на одной из бесконечных и ничего не решающих конференций. Р.Хэнсом Далримпл, собиравшийся сделать университету пожертвование, был похож на статую, которую скульптор так и не удосужился окончательно отделать. Единственной эмоцией, которую допускал на свое лицо стальной председатель, была ехидная и таинственная улыбка. У Кука и Метьюэна было такое чувство, что он водит их как рыб, пойманных на поводок из банкнот Федерального Резерва США. Дело было вовсе не в нежелании расставаться с презренными деньгами, а в том, что он наслаждался ощущением власти над университетскими умниками. Современные же реалисты не должны выходить из себя и советовать Крезу, как поступать с его богатством. Надо говорить: «Да, мистер Далримпл. Конечно, это действительно великолепное предложение, мистер Далримпл! И как это мы сами до него не додумались?»