Если бы Фелипе мог махнуть на все рукой, ему было бы гораздо легче жить. Он удалился бы от родственников и не стал бы улаживать тот невообразимый беспорядок в делах, который оставил покойный отец. Вместо этого Фелипе занялся бы тем, к чему лежала его душа.
К сожалению, наибольшее удовольствие ему доставляло осознание факта, что он коренным образом отличается от отца. Именно это и принуждало молодого Рабаля решать проблемы, деловые и семейные.
Спустя некоторое время длинные гудки в трубке сменились голосом Марты. Фелипе сдержанно поздоровался и сразу перешел к делу:
— Чем сейчас занимается Серена?
Марта разразилась потоком раздраженных обвинений в адрес непутевой дочери. Речь шла об отношениях Серены с мальчиками и побегах из школы.
Фелипе закрыл глаза и медленно набрал в грудь воздуха.
— Где она сейчас?
— В школе, разумеется. Сюда-то ей путь заказан.
— Почему? Ведь Серена ваша дочь.
— Я не справляюсь с ней. И потом, мне некогда решать ее проблемы. У меня своих хватает!
Это уж точно! — подумал Фелипе. И среди них безответственность, лень и вызывающая экстравагантность.
Он стиснул зубы, пытаясь подавить вспышку гнева. Зачем второй жене отца понадобилось обзаводиться детьми? Она родила двоих, но вела себя так, будто ей ничего не было известно об их существовании.
Ему вдруг припомнился Роберто, брат по отцу, не доживший даже до восемнадцати лет, и его сердце сжалось. Удастся ли ему когда-нибудь смириться с этой нелепой смертью? Сможет ли он вспоминать о Роберто без слез?
Братишка был отличным парнем. Смышленым, добрым, чувствительным. Даже слишком. Это его и погубило.
Будь я проклят, если позволю Марте разрушить жизнь и дочери! — в сердцах подумал Фелипе.
— Я вернусь из Штатов через пару дней и сам займусь Сереной. Позвоню директору школы и обо всем договорюсь.
— Превосходно! — с явным облегчением вздохнула Марта. — В ближайшие дни я очень занята. Сегодня, например, у меня массаж, а завтра нужно ехать в парикмахерский салон. Не хотелось бы переносить визит на другое время.
— Да, это было бы трагедией, — не удержался Фелипе.
Швырнув трубку, он принялся мерить шагами гостиничный номер. Потом остановился перед зеркалом, висевшим над каминной доской, и вгляделся в свое отражение.
Темные волосы, светло-карие глаза, губы, которые многие женщины называют красивыми… Фелипе смотрел на себя, а видел отца. Он был удивительно похож на Хуана, только моложе. В каком-то смысле это было проклятьем, потому что постоянно напоминало о непростительном поведении старого дона Рабаля. Тот не только подвел старшего сына, но и поставил под удар весь бизнес и семейное благополучие, а сам преспокойно отошел в мир иной.
Фелипе поморщился, вспомнив о греховоднике-отце. Корпорацию спасти удалось, однако этот подвиг померкнет, если окажется упущенной Серена. Но, сидя в Штатах, беде не поможешь. Нужно возвращаться в Боливию. Это означает необходимость поскорее уладить дело с Бейнами и выбросить из головы последнюю неудачную сделку отца.
Приняв решение, Фелипе вновь снял трубку и набрал другой номер. После второго гудка прозвучал нежный девичий голос.
— Да?
— Джессика Бейн? — резко произнес Рабаль.
Он не собирался грубить, но ему не нравилось то, что он намеревается сделать. Разорение Бейнов не входило в его планы, но и попусту тратить здесь время он не имеет возможности. Фелипе следовало как можно скорее сесть в самолет и отправиться домой.
Если хочешь выжить, приходится проявлять жестокость, мелькнула в его голове циничная мысль. А сейчас ситуация сложилась как на войне, когда отдан приказ пленных не брать.
— Нет, это Лина. Позвать Джессику?
Лина. У нее такой приятный голосок. Наверняка она ненамного старше Серены.
Сердце Фелипе словно сжала чья-то холодная рука.
— Позовите, пожалуйста, — произнес он в трубку. — Если ваша сестра не занята.
Ему пришлось подождать еще несколько минут, прежде чем трубку взяла Джессика.
— Да, слушаю?
Голос Джессики потверже, чем у ее младшей сестры, но не менее женственен. Фелипе вспомнил, как она выглядела возле беговой дорожки: розовая майка натянута на полной груди, длинные стройные ноги облегают узкие джинсы, на самых свежих и нежных губах, какие только доводилось видеть Рабалю, ни намека на помаду. Высокая красивая блондинка. И, несмотря на то что ее голубые глаза были холодны как лед, Фелипе распознал в ней внутреннее пламя.
— Это Рабаль, — произнес он, чуть заметно улыбнувшись, когда на том конце провода раздался быстрый тревожный вздох. — Пора браться за дело всерьез, дорогая.
Фелипе уже находился в офисе конезавода, когда Джессика въехала во двор. Захлопывая дверцу пикапа, она увидела боливийца через окно, и ее сердце тревожно застучало.
Возможно, отцу Джессики и нравилось сотрудничать с семейством Рабалей, но она от этого не в восторге. И дело заключается даже не в непомерной плате за услуги породистого жеребца или в личной неприязни. Просто боливийский клан славится своей беспринципностью, а Джессика презирает любого, кто норовит воспользоваться преимуществом над слабым. К сожалению, старый дон Рабаль предпочитал действовать именно таким образом. Он находил стоящие на грани краха предприятия, ссужал их владельцев деньгами или обещаниями финансовой помощи и ждал удобного момента, чтобы одним ловким маневром добить еле дышащего партнера и всецело завладеть его бизнесом.
Войдя в офис, Джессика обнаружила Фелипе сидящим за ее столом и просматривающим бухгалтерский отчет за прошлый год, где были указаны в цифрах все понесенные их предприятием убытки. Она до сих пор не могла без содрогания вспоминать жуткий пожар, причинивший конезаводу колоссальный ущерб. На бумаге это выглядело полной катастрофой. Однако Джессике не хотелось показывать Рабалю свой страх.
— Нашли то, что вас интересует? — мрачно спросила она.
Фелипе издал невыразительный звук и сокрушенно покачал головой.
— Ситуация хуже, чем я предполагал.
Джессику охватила жаркая волна стыда и смущения.
— У нас выдался трудный год.
— Это мягко сказано. — Он бросил отчет на стол. — Конезавод совершенно не имеет доходов. Что случилось с вашей племенной программой? Где инвесторы, арендаторы конюшен, владельцы лошадей?
Джессике стало дурно при мысли, что придется защищать семейный бизнес, особенно от человека, которому они должны столько денег.
С другой стороны, пятьсот тысяч за покрытие кобылы — чистой воды грабеж. Возмущенная этой мыслью, Джессика не смогла скрыть враждебности.
— У нас многие держат лошадей. Сейчас мы воспитываем больше животных, чем когда бы то ни было.
— Да, но это в основном пони, а не беговые рысаки.
— Возможно, подобная работа кажется вам тривиальной, но наш конезавод пользуется неплохой репутацией, и…
— Жаль только, что у вас нет компетентного менеджера, — мягко прервал ее Рабаль.
— Я и есть менеджер.
— В том-то и беда, — усмехнулся боливиец.
Итак, клинки обнажены. Фелипе больше не заботило, задевает ли он своими словами чьи-то чувства. Война объявлена, и в ней нужно победить.
Он поднялся из-за стола и подошел к окну. Его внимательный взгляд скользнул по отдаленным строениям, по амбару, требующему новой крыши, по недостроенным конюшням, возведенным на месте сгоревших.
— Вы не выплатили мне долг, но и здесь ничего не сделали. Куда же уходят деньги?
Слова боливийца звучали прямым обвинением и причиняли боль. Джессика закрыла глаза, впервые в жизни пожалев, что некогда воспылала страстью к лошадям, полюбила запах душистого сена и зеленые окрестные лужайки. Если бы она была безразлична к кобылам, их потомству, жеребцам и конным бегам, то смогла бы с легкой душой бросить все и уйти. Начать другую жизнь. Однако Джессика любит семейное дело и потому не может расстаться с ним.