- А всякие. Я теперь повар, мне по статусу положено резать, отбивать, рубить. Я злой и страшный, у-у-у! – выпалив это, он пробежался пальцами по боку Билла, и тот сдавленно хихикнул.
- Серьезно? – парень повернулся на бок, внимательно глядя на Тома. – Реально, повар?
- Реально, повар. Реальнее не бывает.
Билл продолжал смотреть на него, закусив губу. Каулитц же молчал – с этим человеком не было желания тратить время на пустую болтовню, хотелось запоминать каждый момент, впитывать каждое прикосновение.
- Никогда не подумал бы, - нарушил тишину Билл. – Том Трюмпер – повар, офигеть.
- Фамилию мамину взял, я Каулитц теперь, - поправил его Том. – А так да, я и сам бы не подумал. Многое изменилось с тех пор, как… - он запнулся. – С прошлого года. Я пришел к выводу, что писать – не мое.
- А мне нравилось, как ты пишешь.
Билл снова перекатился на спину, подставляя живот ласковым прикосновениям, и потянулся.
- Кайф какой! Только спать охота.
- Спи.
Билл заворочался, переползая с нагретого места Тому под бок. Уткнувшись носом ему в шею, парень закинул ногу на его бедро и засопел. Сам же Каулитц еще долго лежал, поглаживая спину Билла, и думал о том, что будет завтра.
Больше всего Том боялся, что утром Билл выставит его из квартиры, заявив, что всё произошедшее было лишь следствием его пьянки, поэтому, очнувшись, он старательно делал вид, что все еще пребывает в объятиях Морфея. Корчить из себя спящего пришлось ровно до того момента, пока проснувшийся Билл не лизнул его в подбородок, обнимая посильнее и заодно потягиваясь.
- Я вижу, как ресницы дрожат. Ты не спишь! – вынес он вердикт, отцепляясь от парня, утаскивая все одеяло и заворачиваясь в него, как в кокон.
- Ты, наверное, полицейским работаешь, - улыбнулся Том, чувствуя, как от сердца отлегло.
- Нет. Гороскопы пишу, - сообщил Билл и заливисто засмеялся. – А ты, помнится, повар? Иди, готовь завтрак, значит. Какая-нибудь яичница не покатит, так и знай! Я ужасно голодный! Р-р-р! – с этими словами парень резко подобрался к нему и укусил в бок.
От неожиданности Том дернулся, но в следующий момент они уже оба смеялись. Потом еще долго валялись в постели, шуточно борясь и тиская друг друга, а после – просто обнимаясь. Где-то в животе было горячо, а сердце колотилось, как заячий хвостик. Поймав Билла, просматривающего инстаграм, и в очередной раз заключив его в объятья, Том аж замурчал ему в плечо.
- Ты как-то очень долго отлыниваешь от приготовления завтрака! Давай, спаси меня от голодной смерти.
От голодной смерти пришлось спасать омлетом – у Билла не было ничего, кроме молока и яиц, а поскольку от яичницы он отказался наотрез, особого выбора не было. Впрочем, омлет парня устроил – он заявил, что никогда не ел ничего вкуснее и потребовал добавки. Том был безобразно счастлив.
Жизнь забила ключом. С возвращением Билла Том словно вылез из скорлупы, в которую добровольно залез и зацементировал изнутри. Мир заиграл новыми красками, и они были исключительно яркими, насыщенными. Всё свободное время ребята проводили вместе. Билл читал ему выдуманные им гороскопы, в которых у дев была постоянная любовь, и стихи собственного сочинения. Рифмы были так себе, зато от гороскопов Том неизменно ржал и утверждал, что у Билла талант к сатире. Тот лишь отмахивался, но забавно краснел и выглядел премило. По вечерам Каулитц либо раскладывал приготовленное на работе по тарелкам, либо готовил, и они неизменно наедались до отвала, так, что подолгу молчали после ужина, обнимаясь у телевизора и глядя передачи для домохозяек. В итоге оба втянулись и начали живо обсуждать проблемы героев, иногда споря и бурно жестикулируя.
Однажды Том обнаружил у себя на комоде миленькую маленькую шкатулку. Открыв ее, парень надолго залип: внутри оказалась миниатюрная фигурка балерины, плавно кружащаяся под грустную, но завораживающую мелодию. Обнаруживший его Билл сказал, что был уверен в том, что ему понравится, а еще добавил, что незаметно перетаскивает свои вещи. От этого на душе стало так уютно!
Ещё Билл ужасно любил заплетать Тому косы. Выглядел тот с косичками глупо, но сам процесс ему нравился до невозможности – это здорово расслабляло после тяжелого дня, и порой он засыпал от неторопливого перебирания волос. Билл же восхищался его прямыми, мягкими локонами и угрожал переименовать в телефоне в Рапунцель, но, поскольку на Тома угрозы не действовали, так и не воплотил их в жизнь.
- Как ты работаешь с такой шикарной гривой? – все не унимался он, и Том каждый раз терпеливо отвечал:
- В шапочке!
Каулитц долго скрывал, где он работает. Не то, чтобы он стыдился своего рабочего места, скорее, ему не нравился зал, неторопливые, немножко хамоватые официанты. Билл много раз канючил, что хочет отведать чего-нибудь, что Том готовит на работе, так сказать, посмотреть на повара-Тома в деле не только дома, где Каулитц иной раз не слишком заморачивался с сервировкой. После пары недель бесконечного прессинга на эту тему и кончившихся аргументов Том всё-таки сдался и сообщил адрес забегаловки Биллу.
В день, когда юноша должен был прийти к нему в гости на работу, Каулитц ужасно нервничал. На кухне всё блестело, но ему казалось, что где-то что-то лежит не на своем месте, и уборка затевалась по-новой. Кажется, в этот день коллеги начали его тихо ненавидеть, но всё это было на втором плане.
Впрочем, он зря волновался. Билл пришел страшно голодным после учебы, попросил приготовить что-нибудь на усмотрение самого Тома, и залип в ноутбуке: его напрягал научный руководитель, а диплом никак не двигался.
После этого случая парень стал частым гостем в их забегаловке, и Каулитц расслабился окончательно. Билл сделал замечание лишь однажды, когда баранина показалась ему мерзкой, и Тому пришлось признаться, что ее-то как раз лучше не заказывать: к сожалению, он не мог ничего сделать со старым вонючим бараном, а их поставщик привозил только таких, сколько бы Том ни ругался.