Однажды, когда пошел первый снег, крупными хлопьями ложась всюду, на здания, под ноги, людям на шапки, Том вдруг наткнулся на шкатулку, то ли забытую Биллом, то ли оставленную намеренно. Открыв ее, он добрых полчаса совершенно бездумно пялился на танцующую балерину, и на душе у него было неспокойно, всё будто пело в такт механизму. Перед глазами вставали картинки их с Биллом жизни, и страшно перехватывало дыхание.
Так продолжаться просто не могло.
3.
Это был такой удар под дых! Билл чувствовал это физически – как из легких словно выбили воздух, как перед глазами заскакали черные мушки. Он беспомощно смотрел на Тома и не понимал, за что он с ним так. Он так надеялся, что Том скажет, что это всё шутка, что это не он подставил его. Но он не сказал. Билл чувствовал себя как в дурном сне, только открыть глаза всё не получалось.
Он влюбился в Тома сразу, едва тот влетел в кафе, смешно распластавшись на пороге и что-то недовольно бубня. Влюбился так, что аж руки задрожали. Он так нервничал, что разлил кофе по всему столу. Ужасно неудобно! Хотелось провалиться под землю.
Это не помешало Тому позвать его на свидание, и Билл парил от их встреч. Он вспыхивал от любого прикосновения Трюмпера. Если бы можно было навсегда закутаться в его объятиях, как в коконе, парень именно так и сделал бы! Ему казалось, что Том испытывает то же самое, но он плел свои сети, как паук, чтобы напасть потом, и высосать все соки.
Растоптанный, униженный и безработный, Билл едва не сошел с ума. На первых порах помогли успокоительные – он ел их горстями, а потом спал сутками; затем всё как-то само собой сошло на нет: он восстановился в университете, забавляясь, стал писать заметки в журналы… Однажды ему предложили постоянное место кулинарного критика, и он, посмеиваясь иронии судьбы, согласился.
Именно это назначение Билл отмечал в Черной кошке, когда встретил Тома. Он действительно скорее почувствовал Трюмпера. От его присутствия волоски на загривке встали дыбом, и не совсем трезвому Биллу до дрожи в коленях захотелось вспомнить, как им было хорошо вместе. Прошло столько времени, а он до сих пор помнил каждое мгновение, каждое прикосновение, и от этих воспоминаний по коже бежали мурашки, и было страшно горько понимать, что всё это потеряно.
Он почти пожалел о своем спонтанном поступке, но Том поделился, что теперь работает поваром, и Билл едва не рассмеялся. В голове моментально выстроился идеальный в своей простоте план.
Дело было за малым: усыпить бдительность, привязать к себе, а после – наслаждаться зрелищем фееричного разгрома Тома Трюмпера.
Всё свободное время они проводили вместе. Билл постепенно становился незаменимым: он ласково гладил волосы, выслушивал бесконечные рассказы о проблемах на кухне, не напрягал. Том тянулся к нему еще сильнее, чем прежде, в его нежности можно было захлебнуться.
Иногда Биллу казалось, что всё нужно оставить, как есть, но тихий голосок внутри напоминал: «Единожды солгавший – кто тебе поверит». Он не мог, физически не мог верить Тому, он всегда ждал от него ножа в спину. И страшно переживал, что его план раскроется, что парень что-то заподозрит. Не заподозрил.
И Билл сделал все так, как планировал. Написал разгромную статью, в которой упомянул всё, что рассказывал ему Том, не утаил ничего. Не пришлось даже привирать, как это сделал сам Трюмпер – теперь Каулитц.
В день, когда журнал развезли по заведениям, Билл купил травы, и они с Томом обкурились до полуобморочного состояния. Он лежал на полу, держал Каулитца за руку, и не понимал, какого хрена он творит. Им было так хорошо вместе… и он так ненавидел Тома.
Когда утром Каулитцу начал названивать начальник, Биллу показалось, что он сейчас умрет. У него натурально зашевелились волосы на голове, а руки и ноги вмиг похолодели. Он смотрел на Тома и не знал, не понимал, как себя вести.
Какого хрена он делает?!
- Утырок кто? – переспросил Том, буравя его взглядом.
Партия сыграна! Билл через силу улыбался, глядя Тому в глаза. Тот выглядел совершенно спокойным, только руки ходили ходуном.
- Я сейчас схожу за сигаретами, и хочу, чтобы к моему приходу тебя здесь не было.
Надо было что-то сказать, и он ляпнул:
- Надеюсь, тебе понравилось быть на моем месте.
Очень хотелось добавить, что ему самому на месте Тома быть не нравилось, но Билл просто побоялся что-либо говорить. Каулитц выглядел так, будто он уже наговорил себе на три смерти. О, Билл прекрасно его понимал.
Когда Том выскочил из квартиры, юноша торопливо собрал свои вещи – их было немного, он прекрасно понимал, что их история не будет долгой и счастливой – и, оглядевшись напоследок, ушел. В груди ныло, и, выйдя из подъезда, Билл закурил.
По телу разливалась приятная усталость, будто он долго бежал и, наконец, достиг цели. Он действительно достиг ее, едва ли повара Тома Каулитца теперь возьмут куда-либо. Билл прекрасно знал, каково это, и ему жутко хотелось, чтобы Том прочувствовал на своей шкуре весь стыд, всё унижение, через которое ему пришлось пройти. Чтобы понял, насколько мерзко он тогда поступил, как подставил!