К тому же, Фалькониэль очень привлекательный мужчина. Такому на недостаток женского внимания жаловаться не приходится. И пусть большинство его сторонится, но запретное разве не притягивает сильнее?
С другой стороны я, больше походящая на тинейджера с виду, абсолютно не приспособленная к походным условиям жизни (не смотря на мою страсть колесить по миру, путешествуя), вынуждающая окружающих заботиться о себе. Увы, нет во мне качества переписывать судьбы или как-то на них влиять в мировом масштабе. Походу, боги реально прокололись, если ожидали, что я тут им понадвигаю дел.
Я абсолютно не верю в любовь. Максимум, взаимное притяжение, симпатию, которая хорошо, если продержится подольше. Любовь – это химия. И как любая химическая реакция, не может длиться вечно. Так произошло и с родителями. Я хоть и была маленькой, но запомнила, каково это, когда мама и папа живут в согласии и так называемой «любви». Ровно столько запомнила, насколько хватило отца.
А потом у папы произошла новая «любовь» и рядом с нами его ничего не удержало. Ему стало скучно с нами? Он нас больше не любит? Тогда я много вопросов себе задавала, боясь, адресовать их матери. Она, как и всегда, переносила это стоически, молча, не проронив ни слезинки. Пришлось прийти к выводу, что помидоры завяли и никакие дети семью не укрепят. Вот она, реальность нашей земной «любви». Не думаю, что в другом мире она какая-то иная.
Поэтому я могу только посмеяться над своими взволнованными гормонами или макаронной фабрикой на ушах, что там за подкаты к ближнему своему отвечает? Ладно, к счастью, я без усилий могу подавить это в себе, не создавая никому проблем.
В своих раздумьях я и не заметила, что медленно жуя кусочек хлеба, дроу внимательно наблюдает за мной.
– Что?
– Ничего, – эльф задумчиво отвел глаза, скорее для моего спокойствия, нежели от смущения.
Покрутив в руках недоеденный бутерброд, я решила все-таки завернуть его и отправить в сумку. А вот прохладная вода с особым удовольствием была встречена моим организмом. Плавно соскользнув с пенечка, на котором сидела, я примостилась на приятную траву, поближе к берегу, чтобы дотягиваться рукой до высокой травы и камыша.
– Вернись на пень, – послышался немного строгий голос за моей спиной. Или мне показалось?
Недоуменно обернувшись, я вылупилась на друга с неподдельным непониманием:
– Зачем? Здесь тоже удобно.
– Вернись. На пень, – четко, но не терпящим возражений тоном проговорил эльф, глядя мне в глаза. – Сегодня холодно.
Чисто механически мое тело повиновалось, забираясь на вышеназванный остаток некогда широкого дерева. Не так уж и холодно. Усевшись в позу лотоса, наблюдала, как следящие за мной глаза эльфа, вновь, как ни в чем не бывало, переключились на свою пищу. Правда, без былого интереса. Что это на него нашло?
Сейчас я видела своего эльфа с непонятного ракурса. События вчерашнего дня казались давно прошедшими и ничего не значащими. Я несколько раз проговорила себе, что факт лишения кого-то жизни присутствовал, чтобы помочь себе видеть в беловолосом ушастике отдельную единицу, а не часть моих грез о мире радужных пони.
Вот так смотрю на него и вспоминаю его скрытую во мраке темницы расслабленную фигуру, слишком спокойный тон, уверенность в себе, некую хищность в поведении. Он казался в тот момент очень опасным. А сейчас я могу подергать его за косу, и мне ничего не будет.
– Ай, – для приличия отозвался эльф на мой эксперимент, не отвлекаясь от лицезрения своих ножен.
Я расплылась в улыбке, но не на долго. Вспомнила запах эльфийской крови, служившей мне путеводной нитью в темноте глубокой тюрьмы.
– Фаль, – сползла я с пня, рискуя огрести от мгновенно переключившегося на меня дроу. – А там в темнице ты был ранен?