Он не мог позволить себе подозрений. Альберт его сын, в этом никто и никогда не должен сомневаться.
Он с ненавистью взглянул на жену.
— Вы не заберете у меня мальчиков, — сказала она.
— Вы что, с ума сошли? Сначала вы становитесь шлюхой, а потом вдруг воображаете себе, что было бы приятно побыть и матерью. Мальчиков вы никогда больше не увидите.
— Это было бы слишком… жестоко… подло…
— Жаль, что вы не подумали об этом раньше.
— Эрнест, выслушайте меня, прошу вас. Я уеду. Вы можете развестись со мной… никогда больше меня не видеть. Я признаю, что поступила дурно, но, пожалуйста… Умоляю, не забирайте у меня малышей.
— Жаль, что вы не подумали о них, когда были со своим любовником.
— Я думала о них постоянно. Только благодаря им моя жизнь и имела смысл.
— Им и… Шимборскому.
Герцогиня заплакала.
— Будьте готовы покинуть замок рано утром, — сказал герцог. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, как вы уедете. Вы просто исчезнете.
Герцогиня продолжала плакать.
Мальчики выздоравливали. Бабушка Закс-Кобургская постоянно находилась при них.
— Почему не приходит мама? — спрашивал Альберинхен Эрнеста.
Эрнест считал, что у нее тоже коклюш.
Бабушка сказала, что выздоравливающим полезен свежий воздух, и детей отвезли в сосновый лес. Они охотно играли, воображая себя похищенными принцами. Но Альберт не мог забыть о маме и решил разузнать у бабушки, что с ней все-таки стало.
Однажды, когда она читала им книгу, он положил палец на страницу и напрямик спросил:
— Где моя мама?
Вдовствующая герцогиня запнулась, но почти тут же ответила:
— Уехала.
— Она с нами не простилась.
— У нее не было времени.
— Она спешила?
— Очень.
— А когда она вернется?
— Этого я сказать не могу.
— Завтра? — спросил Альберинхен, но бабушка промолчала.
Увидев, что он ждет от нее ответа, она сказала:
— Я сейчас расскажу вам одну очень интересную историю.
Он отвлекся; его большие голубые глаза выжидающе смотрели на бабушку.
— За три месяца до твоего рождения за морем, в одном местечке под названием Кенсингтон, родился еще один младенец.
— За морем? — повторил Альберинхен.
— Да, в Англии. Это большая страна. Наш род, как ты знаешь, довольно обширный, и маленькая девочка, которая родилась в Кенсингтоне чуть-чуть раньше тебя, твоя кузина. Ее зовут Александрина-Виктория. Это маленький майский цветок — она ведь родилась в мае.
— А какой цветок я?
— Мальчики не бывают цветами. А родился ты в августе. Так вот, в один прекрасный день ты вырастешь, вырастет и эта маленькая девочка. Тогда вы встретитесь, потому что этого хочет твой дядя Леопольд. И скажу тебе один секрет, мой милый. Если ты будешь хорошим мальчиком, то, когда вырастешь, женишься на этой принцессе из Кенсингтона.
Глаза Альберта расширились от удивления. Он еще не понимал, что это значит — жениться, но эта история о девочке из Кенсингтона была и его историей.
В доме произошли изменения: в нем не стало нянь.
— Мальчики должны вырастать мужчинами, — сказал герцог. — Теперь, когда их матери больше нет здесь, не будет и никакого баловства. Альберту особенно вредит изнеженность: у него постоянно глаза на мокром месте.
В доме появился герр Флоршютц, наставник детей. Он сразу же занялся проверкой их знаний и обнаружил, что для своего возраста они довольно-таки развиты. Теперь занятия должны проходить на более серьезном уровне. Альберинхена это нисколько не огорчило, он был сообразительней Эрнеста, и ему доставляло удовольствие быть первым.
Но он постоянно спрашивал, когда вернется мама, и, поскольку отвечали ему всегда уклончиво, он начал задумываться.
Бабушки расходились во мнении относительно герра Флоршютца: не слишком ли рано он занял место нянь.
— Бедные крошки, — сокрушалась бабушка Закс-Готская. — Им нужна нежная женская рука.
Другая бабушка, напротив, придерживалась мнения, что из герра Флоршютца получится замечательный слуга и наставник: предполагалось, что он будет сочетать эти обязанности с обязанностями учителя, тем более что доход герцога явно не соответствовал его непомерно большому двору.
— Мать Альберта дурно на него влияла, — таков был ее вердикт. — Он рос слишком уж похожим на нее. Твердая мужская рука — вот что ему нужно.
Бабушки были, казалось, единственными женщинами, которые общались с мальчиками. Альберт уже меньше заходился в крике, но еще довольно часто по малейшему поводу разражался слезами. Герра Флоршютца его слезы совершенно не трогали. Пусть поплачет, говорил он, а Эрнест при этом добавлял, что брат его известный плакса.