Выбрать главу

Фабрика, представлявшая собой низкое и длинное строение кирпичного цвета, с матовыми квадратными стеклами, окруженное грязно-серой стеной, была уже в трех шагах. Выскочивший навстречу хозяину сторож торопливо и почтительно распахнул ворота, но, как только машина проехала, ворота почему-то закрылись и не открылись, даже когда рабочие подошли.

– Что это за новости? – сказал один из них, в то время как все удивленно остановились.

– По-моему, это не предвещает ничего хорошего, – добавил другой, покачивая головой.

– Пойду узнаю, в чем дело, – выступил вперед пожилой бригадир.

Он постучал в маленькую дверцу, вделанную в створ больших ворот, и сторож открыл. Бригадир исчез за воротами, остальные в тревоге ждали. Вскоре он вернулся вместе с хозяином, лица у обоих были мрачны.

– У меня для вас скверные новости, – объявил Гальбиати, в то время как все глаза были прикованы к нему. – Дела наши плохи. Вы сами знаете, что последнее время у нас мало заказов.

Это сообщение, сделанное твердым голосом, не было началом переговоров или приглашением к дискуссии. Для кого-то оно означало приговор, и потому было встречено угрюмым молчанием.

– Я понимаю, – продолжал хозяин, – вы ждете объяснений, и они будут сейчас. Дело в том, что наши клиенты не берут больше фонографов с валиком, которые мы производим. Все хотят фонографы с диском. Их сконструировал Пате, и они имеют на рынке бешеный успех. Людей привлекает новизна, и они не замечают, что наши валики воспроизводят голос лучше, чем диски. К тому же наши аппараты дешевле. Пройдет какой-нибудь год, и с дисками будет покончено. У диска нет будущего. Однако пока что я должен уволить десятерых из вас.

Легкий ропот пробежал по группе застывших в ожидании рабочих.

– Если мы не уменьшим расходы, фабрика закроется – а это конец для всех. Сокращение мне тоже не по душе, но другого выхода нет. Могу сказать вам: это временно. Осенью, когда придут новые заказы, вы вернетесь на свои места.

Выполнив свой долг, хозяин повернулся и ушел на фабрику. Остался бригадир с листком в руках.

– Сейчас я начну читать список уволенных. Его составил не я. А уж кому выпало, тому выпало, – заявил он, снимая с себя всякую ответственность.

Рабочие с поникшими плечами походили на группу военнопленных, ожидавших расстрела каждого десятого.

– Джованни Брамбилла.

Мужчина лет пятидесяти сделал шаг вперед. У него было десять детей, и только двое старших работали поденщиками.

– Артуро Банфи.

Сухощавый, с кривыми ногами, он всего лишь два года назад женился, и жена его ждала второго ребенка. Он тоже безропотно сделал шаг вперед. Бригадиру не надо было отрывать глаза от листка, чтобы узнать человека, к которому относилось имя, – о каждом он знал всю подноготную.

– Чезаре Больдрани, – назвал он.

Парень выскочил из группы как ошпаренный.

– Это свинство! – закричал он, швыряя на землю узелок с хлебом и помидорами, и встал перед бригадиром, словно боец, готовый к схватке.

– Хозяин решил так, чтобы спасти фабрику, – бригадир посмотрел на него с отеческим сочувствием. – Никто не протестует, даже те, кто содержит семью.

– А я говорю, что это свинство! – воскликнул Чезаре, не двигаясь. Он не стал добавлять, что и он, хоть и подросток, подмастерье, но тоже должен содержать семью.

– Отойди в сторону, – сказал бригадир, заглядывая в список, чтобы снова продолжить выкликать имена.

Чезаре молча нагнулся, подобрал свой узелок и ушел с площадки. Удаляясь, он услышал, как выкликнули Альдо Роббьяти – Риччо тоже уволили.

– Ну ладно, чего там! Пошли домой, – попытался успокоить своего друга Риччо, догнав его.

– Катись к своей Миранде, – крикнул в ответ Чезаре и бросился в сторону, движимый яростью, которая кипела у него внутри.

Пробежав несколько шагов, он обернулся, чтобы посмотреть на других уволенных, которые стояли в ожидании, что им заплатят за отработанные дни. Издалека нельзя было различить знакомых людей – все они казались сплошной темной массой на пыльной площади. Ему лично возмещение не полагалось – в начале недели он получил шесть лир аванса. Он снова пустился бежать что есть духу, пока не свалился в изнеможении в душистую траву и впал под палящим июньским солнцем в тяжелое забытье.

Когда он проснулся, было около полудня. Он сел, развязал свой узелок в красно-синюю клетку и осторожно развернул его. Помидоры раздавились и промочили хлеб, но это были пустяки по сравнению со спазмами в голодном желудке, и он съел все с жадностью голодного волка. Наевшись, он подумал о матери, о том, как она огорчится, узнав, что он потерял работу. Ярость его утихла, но сознание несправедливости всего происшедшего не оставляло его. Как ни пытался, он не находил убедительного оправдания решению хозяина.

Разве справедливо, чтобы какие-то диски, появившиеся вместо валиков, обрекали его семью на голод?

Задавая себе этот вопрос, он вернулся назад к фабрике. Обошел вокруг ее низкого кирпичного здания, прислушиваясь к ритмичным ударам молота, которым расплющивали металл для фонографов, заглянул в мутные грязные окна, за которыми кипела работа. Другие там, за ее стенами, надрывались от тяжелого труда, но вечером они принесут домой заработанные деньги, в то время как ему грозила полная нищета. Он обещал матери купить вечером хлеба, но в кармане у него не было ни гроша.

– Ты что, надеешься, что, если будешь торчать здесь, тебя возьмут обратно? – увидев Чезаре у ворот, сказал ему сторож. – Шел бы ты лучше, парень, домой.

Это был дельный совет, но дома ему нечего было делать.

– Пойду когда захочу, – отрезал Чезаре. – Улица для всех. Ты здесь не хозяин.

Ему хотелось отстоять хоть это свое право – быть там, где он хочет, пусть в этом и не было никакого толку.

– Не отчаивайся, не думай, что это конец, – сказал ему сторож дружеским тоном. – Ты еще молодой, у тебя нет семьи. А ведь сегодня хозяин отправит домой еще десять рабочих, у которых жены и дети.

Чезаре не ответил. Носком ботинка, не заботясь о последствиях, он яростно пнул камень, подняв облако пыли, и пошел по направлению к городу.

Глава 2

Мальчишки за бараками на пустыре играли в «чижика», и Чезаре загляделся на них и на минуту забыл о своих невзгодах. С криком и спорами они били по деревянному обрубку своими палками, стараясь загнать его в ямку. На мгновение Чезаре захотелось присоединиться к ребятам и, как в детстве, погонять «чижика» вместе с ними, но солнце уже заходило, мать ждала его после работы, и нужно было идти домой.

Он дошел до ворот Тичинезе и остановился перед остерией. Ее столики под навесом из вьющихся растений пустовали. Посетители придут сюда позже; немногие – чтобы поужинать, а большинство – чтобы поиграть в брисколу[2] или пропустить стаканчик вина, а пока здесь не было никого. На пороге стояла девочка лет шести или семи, пухлая смуглянка с короткой челкой и круглым загорелым лицом. На девочке был передничек в черно-белую клетку и черные лакированные сапожки с блестящими пуговками, подчеркивающими ее крепкие щиколотки. Держа в руках куклу, она разговаривала с ней, объясняя ей что-то, как мать своей дочке.

Чезаре поглядел на девочку, на ее красивое платьице, на куклу, толстощекую, как она сама, и улыбнулся ей.

– Чао, – сказал он. Ему захотелось немного поболтать с малышкой, такой милой и беззаботной, в надежде, что от этого станет легче на душе.

Девчушка подняла на него свои темные глаза и оглядела с любопытством, но молча.

– Ну, как дела? – Он испытывал к этому ребенку, не знающему нужды, живую симпатию.

Малышка так же молча смотрела на него, изо всех сил прижимая к груди куклу, точно боялась, что этот парень может отобрать ее.

Смеркалось, и высоко в небе стрелой носились стрижи и ласточки, а ниже короткими причудливыми росчерками кружили маленькие летучие мыши.

вернуться

2

Брискола – карточная игра.