Мы наблюдаем, казалось бы, резкий отказ от идеалистического романтизма, который научены почитать за отсталый, дурной, к более современному и перспективному, эффективному позитивизму Значение имеет лишь то, что можно потрогать руками, что составляет, тем самым, факт. Конкретное – значит позитивное, данное. Исток идей базируется в вещах и только вещами может быть подкреплен, как золотым стандартом. Воображение человека – послед его истинного и непридуманного телесно-вещественного бытия. Следовательно, это не бог создает человека по своему образу и подобию, напротив – человек создает по своему образу и подобию бога и богов. Божественное есть человеческое, взятое в своем пределе – как тот преизбыток сил, который отличает целое человечество от несовершенного индивида. Бог есть абстракция человеческих сил, продолженных в единстве общества и рода. Поэтому целое общество (целое общества) есть для отдельного человека то самое, что он в веках воображал себе под именем бога. То, что человек хотел от всемогущего бога, он, казалось бы, получает от человечества: безграничные коллективные силы, кумулятивное знание, бессмертие в роде. Говоря проще, вместе мы поистине божественная сила.
Те условно социологические импликации, которые здесь содержатся, нас в данный момент не интересуют. Нам важно понять то «казалось бы», которое – при всем его радикализме – делает оптимистичный проект Фейербаха столь уязвимым для критики самых ближайших его современников. Книги «Сущность христианство» и «Единственный и его собственность» разделяют всего лишь два года, но вместе и целая концептуальная пропасть. Фейербах предлагает читателю удобно усесться на человечестве – в нем основание нашего существа. Штирнер – вслед за не слишком конкретной идеей Гегеля – отбрасывает и новое основание, полагая его всё еще слишком абстрактным. Конкретное Я, мое самое близкое, не человечество, которого, как и бога с идеями, никто никогда не видел. Моей отделенной от мира телесности как базису моего индивидуального бытия нет дела до кем-то придуманного человечества. Нет дела до бога, до мира, до некоторого Единого.
А до чего мне – Единственному – есть дело? Буквально – ни до чего, то есть до Ничего, на котором Я и основываю свое человеческое, единственно человеческое дело (отсюда – формула: Ich habe meine Sache auf Nichts gestellt). Как говорится в подобных случаях – хорошее начало.
Начало Штирнера отрезвляет не меньше, чем опьяняет. В отличие от более удобного, уютного Фейербаха, здесь у нас нет шансов понять всё по горячим заготовкам – как, скажем, хрестоматийное (в том смысле, что некто определил это для нас как обязательное, у нас не справляясь) историческое противостояние идеализма и материализма. Отшатываясь от этих сомнительных образов, как от дурной мифологии с битвами до смешного страшных чудовищ, Штирнер опускает нас не то что на землю, но дальше – к ближайшему, далее не разложимому уровню своего – свойственного, собственного, существенного. Ключевой вопрос поэтому выглядит так: что значит собственно мое, мое собственное? Отсюда же шаг ко второму вопросу: кто Я такой? – в той мере, в какой это мое меня определяет.