Глава 2
Ева неподвижно сидит на краю постели, уставившись на телефон. Все еще в пижаме, хотя, похоже, скоро опять вечер. Постоянно заглядывает мать, предлагая чем-нибудь заняться. «Прими душ». «Пойди прогуляйся». «Позвони Кейли». Но все кажется настолько бессмысленным, что Ева не отвечает и вообще не выходит из своей комнаты. Ждет, когда вернется Джексон, поцелует ее в губы и скажет с замечательным мелодичным акцентом: «Не переживай, милая. Я с тобой».
Прошло четыре дня. В береговой охране сообщают, что из-за сильного северо-восточного ветра тело может вынести на берег дальше, в районе Лайм-Реджиса или Плимута. Но она не готова думать о нем как о теле – о теле своего мужа… Красную шерстяную шапочку, которая была на Джексоне, нашли. Ее, запечатанную в прозрачный пластиковый пакет, с виноватым видом отдала Еве женщина-полицейский. Изнутри на полиэтилене образовался конденсат, будто шапка надышала.
Внизу слышны тихие голоса: мать с кем-то здоровается. Говорят про Еву, а потом про Джексона. Кто-то шепчет: «Трагедия».
Не перестают приходить люди. Странно, что смерть так похожа на рождение: несут открытки, в каждой комнате благоухают букеты, в холодильнике – гора пластиковых контейнеров с едой. А еще приглушенные голоса, бессонница и осознание того, что жизнь никогда не будет прежней.
Моргнув, Ева внимательно смотрит на телефон. Надо поговорить с Дирком, отцом Джексона; о случившемся ему сообщила полиция, а не Ева, и она чувствует себя виноватой. Ей просто не по силам было ему позвонить, подобрать слова.
Длинный номер написан ручкой на тыльной стороне ее ладони. Ева набирает его и, прижав телефон к уху, слушает непривычные гудки: их разделяет огромное расстояние. Ева и Дирк на разных концах земли, у него сейчас утро, а здесь вечер; у него лето, здесь зима.
Она разговаривала с Дирком всего один раз, еще до их с Джексоном свадьбы. Они изредка переписывались, и Еве особенно нравилось устраиваться по вечерам на диване и сочинять письма. Любила она и получать ответные послания от Дирка на бумаге для авиапочты, написанные неразборчивым почерком. Эти письма давали некоторое представление о том, как Джексон жил в Тасмании.
– Да? – раздается хриплый голос.
– Дирк? – Она откашливается: – Это Ева. Жена Джексона.
На том конце провода тишина.
Ева молчит. Может, связь прервалась? Она проводит языком по зубам, во рту пересохло.
– Слушаю.
– Я… я давно хотела позвонить… но, понимаете. – Она приглаживает рукой спутавшиеся волосы, потирает затылок. – Слышала, с вами говорили из полиции.
– Он утонул, вот что мне сказали. – Подрагивающим голосом Дирк добавляет: – Утонул во время рыбалки.
– Сбило и затянуло в море волной. – Ева замолкает. – Вода… она тут очень холодная, ледяная. Вызвали спасательную шлюпку, вертолет. Искали весь день…
– Тело нашли?
– Нет, пока нет. Мне жаль. – Молчание. – Зато обнаружили его шапку, – зачем-то сообщает Ева.
– Понятно, – медленно произносит Дирк.
– Простите. Надо было позвонить вам раньше, сказать все самой, но… я просто… никак не могу собраться с мыслями. – Рыдания сдавливают горло. – Все кажется таким… нереальным.
Дирк не отвечает.
Она сглатывает слезы и на мгновение замолкает, пытаясь прийти в себя. Затем говорит:
– Надо будет устроить похороны… или поминальную службу. – Об этом Еве все время твердит мать. – Пока не знаю, когда именно… после Рождества, наверное. Может, вы захотите приехать?
– Хорошо.
Слышно, как он пододвигает к себе стул, звякает стаканом. Ева выжидает пару мгновений, но когда Дирк ничего не отвечает, она сама заполняет паузу:
– Я знаю, вы не любите летать, но если все же хотите приехать, мы будем рады. Можете остановиться у нас… то есть у меня. – Ева дергает волосы у самых корней, чувствуя, что теряет самообладание. – И брат Джексона пусть приезжает. Я знаю, у них натянутые отношения…
– Нет, нет, не надо. Это не самая хорошая идея.
К горлу подкатывает комок. Хочется услышать, что Дирк приедет. Пусть она не так хорошо знает своего свекра, но их объединяет то, что они оба любили Джексона, оба его потеряли.
– Пожалуйста, – говорит Ева. – Подумайте еще.
Так или иначе, время ползет вперед, дни окутаны густым туманом горя. Из этого промежутка жизни запомнятся лишь отдельные моменты: нетронутый поднос с едой у двери, прогулка к скалам на рассвете, с которой она возвращалась промокшей и продрогшей, букетик лилий, чья пыльца осыпалась на мамин стеклянный столик – Ева растирает ее кончиком пальца.