Он не знал, как показать ей, ЧТО она значит для него.
Когда он был обручён с Эланнет, все было проще. Они знали, что предназначены друг для друга.
Воспоминания о невесте кольнули душу укором. Так было всегда с тех пор, как он встретил Дарью. Да, его наречённая погибла, но любовь эльфов не умирает. Он всегда носил её имя в своём сердце. Как же он может, испытывать такие сильные чувства к другой девушке?
Легкий ветерок налетевший внезапно, игриво подхватил прядь её золотистых волос и сдул её не лицо девушки. Халдир на минуту отпустив вожжи, нежно провел рукой по её щеке, мягко смахнув волосы с её очаровательного носика.
Девушка легонько вздохнула и открыла глаза.
Тогда он понял – невеста там, не невеста, а он безнадёжно пропал, навсегда утонув в этих ясных голубых глазах!
И не важно, что она чувствует к нему. Он всегда будет рядом. И будет терпеливо ждать.
Хоть всю вечность, что отведена эльфам!
Бублик
Несколько следующих дней прошли довольно однообразно. Мы со скоростью пешехода двигались по лесу, ведомые эльфийским королём. Быстрее просто не могли, местность не позволяла. Гномы, естественно, нервничали, что мы не успеем, пока этот остроухий плетётся прогулочным шагом. Конечно, ему-то спешить незачем!
Торин, как-то вечером на привале, даже пристал ко мне с предложение открыть портал к тому месту куда стремятся эльфы, чтобы не тратить время.
На что я ему в ответ задала вопрос: «А куда именно?». Вот он – Торин знает где должен открыться проход, ммм? Как я могу просить демиургов открыть портал, если я не знаю конечной точки нашего путешествия?
Так что, только так – пешочком. Туда, куда укажет камень.
Дубощит после этого стал смурнее тучи. Казалось, ещё чуть-чуть и он откажется от этой затеи.
Его неудержимо тянуло к Одинокой горе. Гном очень боялся упустить единственный шанс вернуть себе дом. Да к тому же туда вскорости должна была примаршировать огромнейшая армия орков. Естественно, Торину не нравилось, что вместо того, чтобы сломя голову бежать к своей отчизне он вынужден болтаться неизвестно где ради нужд презираемых им эльфов.
Вся моя затея сплотить в походе народы Арды была на грани краха, даже не успев начать реализовываться.
Трудные времена рождают гениальные идеи.
Тогда-то мне и пришла в голову мысль вновь призвать корону. Так сказать, для наглядной мотивации.
Произошло это вечером на привале. Моя красавица возникла в темноте при свете костра и звезд, когда мы отдыхали после трудного дня. Сверкая своими удивительными лучами, она несколько минут уютно лежала у меня в руках, как кошечка, нежась на руках хозяйки, а потом, будто поняв как отчаянно мне нужна её помощь, начала менять свою форму.
В это мгновение я словно услышала… и даже не не так… почувствовала то, что она хочет мне сказать и… протянула руки навстречу Торину.
В абсолютной тишине, что повисла вокруг костра, гном как завороженный, протянув грубоватую мозолистую ладонь ласково коснулся венца. Корона, словно расплавленное текучее золото мягко обвила его крупные мужские пальцы и ветвясь начала формироваться в массивный обруч, украшенный крупными камнями сверкавших своими гранями. Внутри каждого из них витиеватым чуть грубоватым узором красовался какой-то знак.
Увидев эти знаки, гномы, забывшие дышать, внезапно ахнули, будто увидели нечто невозможное!
- Что это? – тихо спросила Тауриэль, любуясь короной
— Это древнее наречие гномов – ответил Элронд, также пристально смотревший на венец.
- Корона говорит – прошептала Галадриэль – И вот её слова: «Торин – король под Горой».
Твердые жилистые руки гнома дрожали. То какими глазами он смотрел на венец я наверно, не забуду никогда. На каменном невозмутимом лице одни огромные глаза, в которых и боль и дикая надежда и отчаянная вера. Он глубоко вдохнул, словно первый раз в жизни и, торжественно подняв корону вверх, медленно возложил её на голову. Она тут же надежно и бережно обхватила думалку пусть упрямого, грубого, но такого смелого и сильного мужчины, который готов был на всё ради отчаянной мечты своего народа снова вернуться к себе на родину.
На лицах некоторых из гномов в глазах стояли слезы. Но это не были слёзы горя или отчаяния. Это были слёзы надежды. Тот же свет, что однажды зажегся в Асазонках, когда, они поверили, что могут обрести для себя родину, зажегся и в этих парнях. И, кажется, он сиял даже сильнее, чем свет костра или чудесной короны, или звезд, что светили нам с небес в этот вечер.