От тяжких мыслей отвлекли, как всегда, ребята.
— Классный час будет седьмым уроком?
Мелькнула мысль о несостоявшемся обеде дома, о недоумённых вопросах, ожидающих её…
— Да, конечно, седьмым уроком. Для тех, кто хочет.
Дружный смех встретил её слова. ("Хотят все? Едва ли. Впрочем, обычное любопытство: с чего начну? Однако…и тут не все одинаковы. Какие враждебные глаза у Гриши Ломникова. Злые? Нет, скорей глаза человека, который чего-то очень опасается. Ясно, тёмные силы будут вынуждены затаиться. Игорь Шатров, кареглазый крепыш. У, сколько иронии во взоре! Примет ли он меня? Костик Баранов открыто изумлён моим пришествием, простодушный. А как насторожено лицо, даже поза Реминой. Вот с кем столкнусь не раз. Очень трудная девочка. Да… Есть над чем подумать.")
— Ой, мамочка, ты не представляешь, какая она прелесть! — трещала Лизонька, прокручивая на мясорубке фарш для котлет. Только что вернувшись из школы, девчонка, как обычно, примчалась к матери на кухню поделиться своими "потрясающими новостями". — Подумай, к концу года, говорит, мы займём в школе первое место в соревновании комсомольских групп. Вы, говорит, теперь самые — самые плохие, так все думают. Конечно, уроки срываем, представь, труды прогуливаем. Биологиня, например, помнишь, со слезами сбежала от нас к организатору. Ой, смех, а Елена Владимировна явилась тогда к нам, строгая, неприступная, холодная такая. Как она говорила! При ней даже Ломников умолкает. Какая-то сила в ней есть. Я обязательно учителем буду. И только по литературе! Всю жизнь у ней учиться буду! Как хорошо, что ты у меня всё понимаешь! — Лизонька вскочила, откинув толстую русую косу. Обняла Агнию Георгиевну, расцеловала и провела пальчиком по маленькому шрамику над губой — её обычный жкст в минуты особой нежности. — Так вот, слушай дальше. На классном часе Елена Владимировна говорит: "Мы должны три цели поставить на год. Первая — стопроцентная успеваемость — это в нашем-то классе! — пятнадцать человек на 4 и 5 — из тридцати трёх. У всех дух захватило! Вторая — готовить себя к пятой четверти и создать трудовой лагерь на месяц…Знаешь, мама, это, как сказка. Ну, кто не мечтает о трудовом лагере! Представляешь, месяц — все вместе, работа ужасно трудная, зато вечера… — Лизонька мечтвтельно вздохнула, и даже Агния Георгиевна представила себе тёмную ночь с манящими звёздами на небе, рыжий костёр и задумчивые глаза ребят, одухотворённое лицо их воспитательницы…
Лизонькина мама почувствовала удовлетворение: наконец-то у дочери хороший наставник в школе.
— Мам! А третья цель — отлично провести поход. Туристский! Двадцать дней на плотах по горной речке Берёзовке…Знаешь, Елена Владимировна сказала, что кто выполнит все три условия на отлично, может считать, что к десятому классу подготовился по-коммунистически. Как ты думаешь, смогу я год кончить только с тремя четвёрками?
Агния Георгиевна вздохнула.
— Мамочка, миленькая, не сердись! Это чудовище, химоза наша, это не человек! Ну, хорошо, хорошо, не буду, а то у тебя лицо такое, будто ты личное оскорбление получила. А если наша Валентина Васильевна очень неумная особа да ещё сплетница! Мы её всей школой ненавидим. Могу же я за всю жизнь одного плохого учителя встретить..? Но я отклоняюсь. Не смейся! Знаю, скажешь, я только и отклоняюсь, а на самом деле всё имеет прямое отношение к существу вопроса, как говорит Елена Владимировна. Так вот, мы начали новую жизнь. Всё у нас иначе! Были самые-самые плохие, станем самые-самые хорошие. Не веришь? То-то. Мы тоже верим.
Тоненькая, трепетная, она торжествующе вскинула вверх руки и повертелась на одной ножке.
— Расскажи мне подробней о моей сопернице, — полушутя предложила Агния Георгиевна дочери. — Хотя бы знать, на кого моя Лизонька молится.
— Ой, что ты! Она чудесная. Вот слушай. Даже внешне прелесть. Помнишь, Тургенев говорил про Павла Петровича, что в осанке его было то устремление вверх, какое обычно исчезает у людей после двадцати лет? Так вот, у Елены Владимировны тоже есть такое устремление вверх. Точно! И походка лёгкая, хотя ей уже тридцать пять лет. Это, наверное, потому, что она всю жизнь туризмом занимается. Ой, наша учительница вообще очень молодо выглядит. Её в походах часто за школьницу принимают. А-а, я знаю, почему, — протянула Лизонька, — у взгляд очень чистый, как у ребёнка. Правда-правда, мама, вот обрати внимание, когда в школу придёшь…Хотя нет, в школе она другая. Строгая, недоступная, очень-очень требовательная. Но вот опять же не всегда. В перемену говорит с кем-нибудь у окошечка, любит почему-то у окна беседовать, в такие минуты она совсем тёплая, домашняя какая-то, не знаю даже, какая лучше: у окошечка, в походе или на уроке…Всегда разная и в то же время одна и та же. Да, так я о глазах говорила. Очень доверчивый взгляд и какоё-то приглашающий к дружбе, к откровению. Скажешь, так не бывает? — девчонка искоса взглянула на улыбающуюся мать, сама себе ответила, продирижировав в такт рукой. — Бы-ва-ет! Точно знаю. Потому её все ребята и понимают. А ещё она просто красивая. Знаешь, это тоже важно для учителя, оказывается.