– Значит, вот что вы обо мне думаете?
– Я не права?
– Правы, что уж скрывать. У моего отца дом в Сагапонаке, и каждое лето я, выполняя сыновний долг, какое-то время маялся в окружении отцовских друзей – обитателей Уолл-стрит.
– Почему маялся?
– Потому что все их разговоры в конечном счете сводились к деньгам, а мне, как вы понимаете, это было не очень интересно. Зато потом я с чистой совестью сбегал в лагеря (и скаутские в том числе) и отрывался в свое удовольствие. Походы в горы, спуски на байдарках, восточные единоборства, верховая езда… Чего там только не было! Так что в отношении лагерей наши с вами вкусы не совпадают.
– Не могут же они во всем совпадать. Хотя признаюсь, один раз в лагере я все-таки была. По тем временам «Горное солнце» был лучшим лагерем Алма-Аты: раз в неделю нас кормили черной икрой и развлекательная программа была на уровне. И я, конечно же, влюбилась в пионервожатого… Но подъем в восемь утра, зарядка и утреннее построение убивали всю романтику.
– Что ж, по крайней мере мы с вами сходимся в любви к верховой езде.
– Да, хотя не думаю, что здесь вы сможете составить мне конкуренцию, – по ее губам скользила коварная улыбка, а глаза были хитро прищурены – она смотрела на Дэниэла, ожидая реакции на столь наглый вызов с ее стороны.
– У вас игривое настроение? С радостью его поддержу, – он тоже улыбался, готовый поднять перчатку.
– Тогда догоняйте! – Она прижала шенкеля, и чуткий конь, мгновенно перейдя с шага на галоп, помчался по долине.
Он парил над землей, лишь изредка касаясь ее кончиками копыт, и Сабина с наслаждением отдавалась стремительному полету и тому почти забытому ощущению пьянящей свободы, которое порождали в ней подобные скачки. Она неслась по равнине, ветер свистел в ушах, а ей казалось, что она слышит неукротимую мелодию кобыза, которая как нельзя лучше могла передать то, что чувствовала она сейчас. Где-то на горизонте надежной стеной вставали горы, вокруг расстилалась ширь казахской степи, а над головой уходило в бесконечность глубокое синее небо, и Сабина, как всегда в такие минуты, лучше понимала далеких предков, издревле кочевавших по этой земле. Разве можно жить в тесных, душных городах, когда эти просторы, эти степи, горы, леса и озера лежат перед тобой и небосвод – беспредельный, манящий – зовет вперед, в неизведанную даль? Дороже всего для кочевника свобода, любые узы не для него, и она, как истинная дочь своего отца, потомка вольнолюбивых номадов, не будет горевать, что не стала чьей-то женой, заточив себя в клетку ненужного брака. Спасибо Арману, что не женился на ней, избавив ее от этой привязанности, – теперь она вольная птица и может лететь, куда пожелает, с тем, с кем ей по пути. Она будет жить полной жизнью, дышать полной грудью, сама выбирая дорогу, по которой идти…
Сабина знала, что эта бравада была лишь краткосрочной акцией протеста, призванной заглушить изнуряющую душевную боль. Она понимала, что, как только вернется домой, в четыре стены, все проявится снова – обида, тоска, чувство жесточайшего одиночества, но пока ей хотелось верить, что она освободилась от этого груза, стала по-настоящему сильной и неуязвимой.
Она мчалась вперед, и в какой-то момент за ее спиной послышался топот копыт другого коня. Она обернулась: Дэниэл, гнавший во весь опор, приближался – еще чуть-чуть, и он ее обойдет. Не желая быть побежденной, она решила прервать эту гонку и остановиться, но без постоянной практики не рассчитала силы, слишком резко натянув поводья, – горячий конь взвился на дыбы и встал как вкопанный. Сабина с трудом, но все-таки удержалась в седле, однако от страха на несколько мгновений у нее потемнело в глазах, а бешеный стук сердца перекрыл все звуки внешнего мира. Какое-то время она сидела ни жива ни мертва, вцепившись руками в луку седла и пытаясь успокоиться, но ровно в ту минуту, когда подоспевший Дэниэл осадил своего коня рядом с Раджем, от ее испуга не осталось и следа: беспечная улыбка играла на губах, и лишь высоко вздымавшаяся грудь и сверкавшие, как голубые топазы, глаза с расширенными от ужаса зрачками говорили о том, что́ она только что пережила.
Дэниэл, подъехав вплотную, не сводил с нее восхищенного взгляда.
– Скажите, а в Казахстане все девушки такие отчаянные?
– За всех отвечать не могу, вы уж извините. – Она еще не восстановила дыхание, но старательно это скрывала.
– Браво! Вы сейчас практически воплотили в жизнь одну из моих тайных юношеских грез!
– Интересно какую?
– Обещаете, что никому не расскажете?