– Завтра, так что до встречи в Лондоне!
– Да… если Кэтлин меня простит.
– Уверен в этом, но еще раз напоминаю – не тяните с покаянием, а не то она успеет найти вам замену.
– Вы правы, я поговорю с ней как можно скорее.
– Хорошо. И передавайте привет вашему папе, пусть поправляется.
– Спасибо, обязательно передам. – Она улыбнулась Дэниэлу, попрощалась с водителем и поспешила домой.
В тот же вечер, часов около девяти, на городской телефон кто-то позвонил. Подняв трубку, Сабина застыла в изумлении: до боли знакомый голос бывшей лучшей подруги ни с чьим другим она спутать не могла. Аида, судя по интонациям, была не очень трезва, и Сабине даже показалось, что она плакала.
– Сабинка, родная, прости меня! Я так перед тобой виновата!
– Аида, что случилось? Ты перепила?
– Нет, я совсем не пила. Ну, почти… Я должна перед тобой извиниться. Я такая дура, я так тебя подвела.
– Аида, хватит, я не собираюсь это обсуждать.
– Ты не понимаешь, я же спать спокойно не могу, я есть перестала.
– А давай ты проспишься, протрезвеешь, а потом мы продолжим… может быть.
– Нет, я правда больше так не могу, мне нужно с тобой поговорить. Мы сегодня с девчонками гуляем – пока сидим в «Диккенсе», потом еще куда-нибудь поедем. Приезжай, пожалуйста.
– Зачем? О чем нам с тобой разговаривать?
– Сабинка, ну пожалуйста, ради меня!
Сабина хмыкнула:
– Смешно!
– Согласна, я погорячилась. Ну, тогда ради себя – мне столько нужно тебе рассказать!
Сабине была противна эта полупьяная речь, и видеть Аиду у нее не было ни малейшего желания, но та хотела ей что-то рассказать… Наверняка это было об Армане, о ком же еще, а вот здесь устоять было сложно, и она против воли почувствовала, что сдается.
– Ладно, подъеду. Сколько вы там пробудете?
– Не знаю, дождемся тебя.
– О’кей, минут через сорок.
– Давай.
Сабина повесила трубку и уже рванула в комнату одеваться, но на полпути ее остановил полный недоумения взгляд Елены Александровны, которая вышла в коридор и, судя по всему, слышала их разговор от начала до конца.
– И куда это ты, если не секрет? – строгие нотки в голосе мамы не сулили ничего хорошего, и Сабина, понимая, что врать бесполезно, собрала все свое мужество в кулак и выпалила махом:
– Аида звонила, хочет со мной встретиться, о чем-то поговорить.
– Аида? Что же такого важного она может тебе сказать?
– Не знаю, про Армана, наверное. Она чуть не плакала, извинялась, говорила, что была неправа…
– Это и ежику понятно, что была неправа, а зачем тебе нужны ее россказни об Армане? Я думала, ты сыта Арманом по горло.
– Да, но… мам, мне же интересно.
– Сабина, ты опять забываешь о таком понятии, как чувство собственного достоинства?
– Я о нем помню, но что тут такого, если я увижусь со своей лучшей подругой…
Брови мамы удивленно поползли вверх, и Сабина поспешно уточнила:
– …бывшей лучшей подругой, чтобы послушать последние новости или что там она хочет мне сообщить.
– Дело, конечно, твое, но я не понимаю, как можно так унижаться. Где твоя гордость? Неужели не ясно, что ей просто любопытно на тебя посмотреть – как ты, жива ли еще? Да как вообще можно с ней после этого разговаривать? – Мама заводилась все больше, и Сабина начала подозревать, что добром это не кончится. – Скажи спасибо, что тебе сошла с рук твоя выходка со свадьбой, а сейчас ты намерена совершить очередную глупость? Зачем тебе с ними встречаться? Чтобы дать этой теплой компании лишний повод для сплетен?
Сабина знала, что мама права, но от этого было только хуже. Она не была готова услышать от кого бы то ни было то, что думала о себе сама. Она презирала себя за свою слабость, но не пойти на эту встречу не могла: Аида была последней ниточкой, связывающей ее с Арманом, и только от нее она могла узнать, что теперь происходило в его жизни. Разве могла она упустить такой шанс? И почему мама не хотела этого понять?
Слово за слово они разругались не на шутку. Елена Александровна категорически запрещала ей туда ходить, а она твердо вознамерилась увидеться с Аидой. В конце концов обстановка накалилась до такой степени, что Сабина, не закончив фразу, всплеснула руками и бегом бросилась в свою комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь. Она дрожала от бешенства, ее терзали злость, ненависть, обида – на Армана, на Аиду, на маму, на весь белый свет. Казалось, ее разорвет от накопившейся агрессии, и она судорожно искала для нее выход, когда на глаза ей попался старый платяной шкаф, который она, кстати, никогда не любила. Подбежав к нему, она изо всех сил пнула по шкафу босой ногой, надеясь одним ударом разрушить его до основания, и в ту же секунду резкая боль пронзила ее от кончиков пальцев на ноге до самой макушки. Вскрикнув, она отскочила в сторону, сжав ушибленную ступню в ладонях, а дверца шкафа печально скрипнула и отвалилась, оставшись криво висеть на одной, самой нижней, петле. Сабина села в кресло, поудобнее пристроив поврежденную конечность, и, несмотря на пульсирующую боль в большом пальце правой ноги, с удовлетворением отметила, что травма вытеснила все другие чувства из ее тела и мысли из головы.