– Разумеется, ваше высочество, – прошептал Димитрий.
Глубоко вдохнув, чтобы собраться с духом, Татьяна повернулась к Наташе.
– Никаких слов не хватит, чтобы выразить мою благодарность вам за то, что хранили Небеса все эти годы.
– Моя дорогая кузина, – взяв Татьяну за руку, Наташа посмотрела ей в глаза. – Я не сделала ничего, кроме того, что держала при себе то, что мне было известно. Хотя, возможно, мне уже давно следовало что-то сделать или рассказать.
– Отнюдь. – Татьяна с трудом выдавила из себя улыбку. – Вы сделали ровно то, что от вас ожидали. Невзирая на любые жизненные обстоятельства, в ваших венах, как и в моих, течёт кровь дома Прузинских, а с нею долг и обязательства. Больше я об этом никогда не забуду.
– Моё милое дитя. – Наташа притянула Татьяну ближе, дабы сказанное ею не достигло чужих ушей. – Ты обладаешь немалой храбростью, и подозреваю, вскоре она тебе понадобится. Но не позволяй обязательствам, присущим твоему положению, заставить тебя забыть о долге перед самой собой. Даже принцесса имеет право на счастье.
– Только принцессе, кузина, – тихо ответила Татьяна, – достичь счастья так же сложно, как неба над головой. – Отстранившись, она повернулась к небольшой кучке по-прежнему не расходившихся людей, стараясь при этом не смотреть на Мэтью. – Спасибо вам всем. Я никогда не забуду вашей доброты. – Она кивнула Димитрию. – Капитан.
– Ваше высочество. – Он шагнул к ней, и они вместе направились к дверям. Люди Димитрия двинулись следом.
Татьяна высоко держала голову.
– Все ещё смотрят? – понизив голос, спросила она.
– Как же иначе, ваше высочество, – так же тихо ответил Димитрий.
– В таком случае, мы должны показать им, что этот неприятный казус ничего для меня не значит. – Ей хотелось кричать, плакать, броситься в дружеские объятия и рыдать до тех пор, пока она уже не сможет думать, испытывать боль и вообще чувствовать.
– А разве это не так, ваше высочество? С вами всё в порядке?
Они подошли к дверям, и дворецкий немедля распахнул их перед ними. Принцесса королевства Большая Авалония, Татьяна Маргарита Надя Прузинская, остановилась и обернулась на стоявших позади Эффингтонов, Бомонтов и… Уэстонов. Кивнув, она наградила их самой царственной и ослепительной улыбкой, отточенной целыми поколениями принцесс, весьма преуспевших в искусстве скрывать свои истинные чувства.
– Димитрий, – тихо ответила она, но улыбаясь одними губами. – Со мной больше никогда не будет всё в порядке.
Она была принцессой до кончиков ногтей. Но такой же никудышной лгуньей, как и прежде. Выражение лица Татьяны было столь же неискренним, как и её небылицы. Улыбка столь же невыразительной.
При виде неё сердце Мэтью разбивалось на части.
Повернувшись к выходу, Татьяна исчезла из залы, а вместе с тем – из его жизни. Навсегда.
– Вероятно, это было самое глупое представление из всех, что мне доводилось видеть, – обратился к нему Стивен. Мэтт силился припомнить, когда же брат успел оказаться рядом, в молчаливой попытке по-братски поддержать его.
– Отнюдь, Стивен. – Мэтью проглотил стоявший в горле комок. – Но, наверное, самое трудное.
– Это я и имел в виду. – Стивен с отвращением покачал головой. – Любому понятно, как сильно она тебя любит.
– Он прав, милорд. – Подойдя ближе, Наташа посмотрела на него сочувствующим взглядом. – Вы действительно в каком-то смысле глупец.
– Благородный глупец, – добавила леди Бомонт, встав рядом со свекровью. – Но тем не менее.
– Ну, раз мы все смогли это заметить, – присоединилась к их троице герцогиня, – то, может, и принцесса сможет это понять?
– Не думаю. – Леди Хелмсли покачала головой и заняла место рядом с её светлостью. – Принцесса слишком сбита с толку, чтобы быть сейчас проницательной. И, судя по всему, ей очень больно. – Она уничижительно взглянула на Мэтта. – А вы поступили просто подло.
– Простите, что напоминаю, леди, – Мэтью возмущенно уставился на четырёх женщин, ополчившихся на него, подобно армии разъярённых амазонок, – но это и правда вас не касается.
– Ошибаетесь, милорд. – Вдовствующая герцогиня погрозила ему пальцем. – Вы сами разыграли перед нами эту драму, так что теперь не вправе жаловаться на критику.
Ее невестка сложила руки на груди.
– И все мы не в восторге от концовки.
– Знаю, что не должна давать воли слезам, – шмыгнула носом Наташа. – Но как бы мне хотелось самой его ударить.
– Это было ужасно грустно и просто отвратительно. – Леди Бомонт прищурила глаза. – И я думаю, нам следует что-то предпринять.
– Нет, – оборвал её Мэтью. Взглянув на мужчин, приходившихся мужьями, а в двух случаях сыновьями, нападавшим на него женщинам, Мэтт, судя по одинаковому выражению на лицах герцога, маркиза и виконта и по тому, как те одинаково отводили глаза, избегая встречаться с ним взглядом, понял, что от них помощи ждать не стоит.
Он сделал глубокий вдох.
– Дамы, я глубоко ценю вашу заботу, но не могу позволить вам вмешиваться. – Мэтью встретился глазами с Наташей. – Татьяна собиралась отречься от титула, потому что боялась, как на мне могла отразиться жизнь в качестве принца-консорта, и никого более. Она говорила, что никогда бы не поставила любимого человека в подобное положение. – Его взгляд устремился на леди Бомонт. – Татьяна обладает глубоким чувством ответственности перед своей страной и семьёй, налагаемой на неё титулом принцессы. Именно это чувство побудило её отправиться на поиски Небес. Оно часть её сущности. – Мэтт повернулся к герцогине. – Вам понятны такие вещи, ваша светлость. Разве может женщина, подобная вам, в самом деле отречься от обязательств, для которых была рождена, которым посвятила всю свою жизнь, и не потерять при этом душу? – Он заглянул в глаза леди Хелмсли. – Вы говорили, что пишете рассказы, миледи. Можете написать другую концовку, которая устроила бы всех нас? Я не могу. Во имя любви она бы отреклась от всего, воплощением чего является. – Он изо всех сил старался подобрать верные слова. – Если моя любовь так велика, как я могу позволить ей это?
Долгое время никто не мог проронить ни слова. Все дамы, как одна, не отрываясь, смотрели на него, у всех блестели в глазах слёзы и дрожали губы. На этом бы можно было удовлетвориться, если бы каждое произнесённое им слово не было столь правдивым, и если бы он не чувствовал себя из-за этого столь скверно.
– Вам, несомненно, удалось невозможное, лорд Мэтью, – из-за головы своей жены показался герцог. – Вам удалось заставить замолчать этих леди, которые, как мне известно, весьма упрямы и самоуверенны. И очень редко молчат. Вас следует поздравить.
Мэтт криво улыбнулся.
– Благодарю вас, ваша светлость. Дамы. – Он кивнул женщинам, всё ещё стоявшим, выстроившись в линию перед ним. До этого представлявшие собой грозных противниц, теперь они определённо были на его стороне. – Для меня было честью, – он запнулся, – навлечь на себя ваш гнев.
Он посмотрел на брата. Стивен кивнул. Уэстоны попрощались, и мгновение спустя уже направлялись к выходу.
– Уверена, здесь есть что-то… – пробормотала вслед им леди Бомонт.
– Оставь, Джослин, – мягко перебила её Наташа. – Он прав, но это его погубит.
– Должен сказать, братишка, я впечатлен – тихо проговорил Стивен. – Под конец те дамы были готовы на что угодно ради тебя.
Мэтт усмехнулся.
– Женщинами всегда движут чувства. Это их природа.
Лакеи распахнули перед ними двери. На мгновение братья задержались на ступенях парадной лестницы. Мэтт глубоко вдыхал живительную прохладу вечернего воздуха. Но это не помогло ему избавиться ни от судороги, сжавшей ему горло, ни от тяжести, сдавившей живот, ни от оцепенения в сердце.
– Она права, Мэтт?
– Кто прав? По поводу чего? – на него вдруг нахлынула непреодолимая усталость. Он не в силах был поверить, что на самом деле прогнал её. И на этот раз Татьяна больше не вернётся. В этом Мэтью был уверен. И полагал, что ему потребуется гораздо больше, чем пятнадцать месяцев, три недели и четыре дня, чтобы прийти в себя.