Давай сразу расставим точки над «и», дорогой читатель: Ашер ненавидел стихи, и его не кусал радиоактивный поэт. Просто сама по себе лицензия на супергеройскую деятельность стоила сто пятнадцать долларов, а вот за возможность выбрать себе геройское имя и образ самостоятельно нужно было доплатить еще сто тысяч.
Лео Ашер ушел из армии не самым бедным человеком, но таких денег у него не было. И он разделил судьбу всех недостаточно богатых героев – получил свой приговор у Генератора Случайных Образов в Департаменте Геройской Политики.
Согласно договору и лицензии Ашер обязан был пользоваться закрепленным за ним геройским именем и подстраивать свое поведение под предписанный образ Человека-Поэта.
И ты, дорогой читатель, даже представить себе не можешь, как ужасен был тот образ. Начнем с костюма: Человек-Поэт носил черное трико, поверх которого надевал белые плавки, исписанные цитатами из Блейка сзади и сонетами Шекспира спереди. Лицо Человека-Поэта скрывала белая узкая полумаска, а на груди красовалась дешевая посеребренная брошь-перо. А чтобы весь костюм не казался слишком скучным, тот безумный дизайнер, который его придумал, добавил к ансамблю цветовой акцент – неоново-желтые резиновые сапоги.
Полагаю, можно не объяснять, что отставной полковник Ашер ненавидел этот костюм почти так же сильно, как стихи, которые, согласно договору на геройскую деятельность и лицензии, обязан был декламировать.
Лео Ашер, при всех его достоинствах – а их у полковника спецподразделения, пусть и в отставке, было немало, – писал очень хреновые стихи:
Смирись, злодей, бесполезно орать,
Я пришел тебя покарать!
И это был еще не худший пример его поэзии.
Вот, например, еще:
Ты воскликнуть успеешь «ой»,
А я ударю тебя ногой!
В его оправдание несколько раз Ашер пытался использовать в геройской речи чужие стихи, но ему пришлось прекратить это делать, когда Человек-Плагиат пригрозил, что подаст на него в суд за воровство чужого образа.
Стихи самого Ашера, мало того что были ужасны, еще и стоили своему создателю творческих мук, сравнимых разве что с пыткой каленым железом.
С тех пор, как судьба и Генератор Случайных Образов сделали его Человеком-Поэтом, Ашер убивал на написание плохих стихов не меньше часа в день, и каждый раз это было мучительно. Мучительнее было только заставлять себя не отлынивать и действительно что-то придумывать. Как правило, он сочинял стихи, когда больше не мог находить для себя отговорок отложить это на потом, то есть во время работы или непосредственно перед ней.
Как, например, в тот момент, когда он сидел на крыше и наблюдал за подозрительным мужиком, пытавшимся вскрыть замок.
Я пришел сражаться за Справедливость…
Мне не нужна…
«Гадливость»? «Бодливость»? «Сопливость»?
С рифмами у Ашера всегда были особенные проблемы.
– И кого же я здесь вижу? – а еще у него всегда были особенные проблемы с другими супергероями.
Дело в том, что оплату герои в Детройте получают только за предоставленных преступников, после того, как суд признает тех виновными. То есть мало того, что деньги выплачиваются не всегда и с огромной задержкой, но еще и сама система поощряет нездоровую конкуренцию.
– Не может быть, – пока мы отвлеклись, на крышу выбрался высокий поджарый супергерой в желто-малиновом костюме, и устроился рядом с Ашером. – Здравствуй, Человек-Поэт. Какая встреча. Я написал бы по этому поводу пару строк, но не хочу отбирать у тебя хлеб.
– Иди нахер, Мистер Несправедливость, – мрачно огрызнулся Ашер, уже прекрасно зная, что последует дальше.
Он был прав:
– А разве ты не должен говорить стихами?
Эта фраза с огромным отрывом лидировала в списке вопросов, которые задавали Человеку-Поэту при встрече, и, как правило, приводила Ашера в состояние почти неконтролируемой ярости.
– Так что ты там говорил? – непроизвольно посягая на образ Капитана-Самоубийцы, продолжил Мистер Несправедливость. – Я, похоже, тебя не расслышал.
Ашер заскрипел зубами, пытаясь придумать достойный ответ, и, наконец, выдал:
– Заткнись, Мистер Несправедливость,
Иначе получишь в…
– Куда? – заинтересовался тот. – Не томи, мне крайне интересно, куда же я «получу».
«В морду ты получишь, – мрачно подумал Ашер. – Желтым резиновым сапогом. Жаль, я не додумался наступить им в говно по дороге на работу».