- Слава Богу, - выдохнул Дима и, не глядя ни на кого, буквально вылетел с площадки. Легкое касание до сих пор жгло кожу, и это ему категорически не нравилось. Похоже, прав был Гельм, когда в одном из перерывов вещал что-то там об «эффекте незаконченного действия». Но так как говорил он на английском, выучить который в совершенстве Диме так и не удалось, то большинство слов он пропустил мимо ушей. А ведь тогда они с Владом так и не стали любовниками. Не успели. Может, поэтому, кажется, что что-то осталось недосказанным. Не… доузнанным. Боже, бред какой…
- Ты должен мне хорошее пойло, - Дима, почти на ходу срывая с себя майку, подошел к Гельму, закончившему разговаривать по телефону. – Очень хорошее и очень дорогое.
- Это не решит твоих проблем, - Гельм кинул взгляд куда-то за его плечо. – Думаю, вам просто нужно поговорить.
- Думай меньше, а то морщины появятся, - огрызнулся Дима, а потом, наплевав на всех, подался вперед, почти прижимаясь к высокому мужчине, пытаясь заглянуть в его глаза. – Гельм, мне нужно расслабиться.
- Все, что тебе нужно, так это выспаться, - тот хмуро посмотрел на него, отмечая видные даже сквозь слои грима синяки под глазами. – Или заняться сексом. И забыть о нем навсегда.
Дима на мгновение замер, не веря своим ушам, и отшатнулся, глядя на него, как на сумасшедшего.
- Псих! – с чувством бросил он и кинулся в сторону. Переодеться и прочь отсюда. И пить, пить, пить, пока весь сегодняшний день не потонет в пьяной дымке.
3.
- Влад!
- Потом, - отмахнулся Соколовский.
- Влад, куда тебя отвезти? Тебя шатает просто, - не унимался дотошный ассистент. Влад поморщился. Правду говорят: всюду правят бал перпомы. В смысле первые помощники. Нигде от них спасения нет.
- За угол, - процедил Соколовский, плюхнув себе в лицо стакан воды, ничуть не заботясь, что по рубашке расплывается мокрое пятно, а по лицу поплыли подтеки грима. Стянув из стопки несколько бумажных полотенец, он принялся старательно стирать с себя краску. Грязные желтоватые разводы на белой в прозрачно-голубых ромашках целлюлозе.
- Не понял…
- Да что не понятного? Бар тут за углом! «Черный апельсин». Спасибо, сам дойду! - Соколовский сунул ему в руки грязную скомканную бумажку. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось с кем-нибудь говорить. Именно сейчас. Именно в этот момент. Просто уйти. Аппаратуру и без него разберут. Он актер, и его работа на сегодня завершена.
Влад сдернул с вешалки свою куртку и рванул прочь. По переходам, между павильонов и студий, мимо охраны. Хоть к черту на рога, только бы подальше.
А внутри бьется-колотится. Димка. Димка. Димка.
Идиот! Как только мог подумать, что такое вообще можно забыть. Можно заставить себя не вспоминать, забросить в самый дальний уголок памяти и не помнить. Но забыть? Забыть того, кто был для него примером, кто просто одним только фактом своего существования изменил жизнь, подтолкнул к принятию решения. Димка слишком много значил для него. Сопляк зеленый, ему ведь шестнадцать на Фабрике уже исполнилось. Он с раскрытым ртом смотрел на Бикбаева, да он в прямом смысле слов на руках носил. Ну и что, что это были совершенно детские игры? Он ради одной Димкиной улыбки был готов горы свернуть.
На улице светло от вспышек реклам и света ночных фонарей. И ветрено. И неожиданно приятно чувствовать мягкие токи воздуха в волосах. Прохладный ветер охладил пылающее лицо.
Бар всего в квартале от студии. Но, что странно, сейчас здесь почти пусто. Глухая ночь. Самое оно, чтобы забиться в угол и медленно со вкусом напиваться. И для начала - Б-52. А там как на душу ляжет. Ну, от винта, господа!
О том, сколько же все-таки времени натикало, Дима задумался только, когда безуспешно проверив почти все окрестные забегаловки, не нашел ни одной открытой. Ну, да, почти четвертый час ночи. Нормальные люди спят давно. Это только такие полудурки, как он шарахаются, пугая своим безумным видом бомжей. А Москва стала еще грязнее, хотя чему тут удивляться.
О, круглосуточный бар. Как мило, неужели и ему повезло? Дима открыл дверь чуть ли не ногой, словно она была виновата в том, что внутри творился полный хаос, кожа пальцев горела, а в ушах звучал и звучал голос Гельма. Звоночек над головой тоненько тренькнул, сонный бармен за стойкой встрепенулся, и Дима, близоруко щурясь, принялся оглядывать утопающий в полумраке пустой зал. Круглые столики, пластиковые стулья. Добро пожаловать домой, Бикбаев. Мимо проскользнула официантка, неся куда-то поднос с бокалом, и Дима, проследив за ней взглядом, замер, глядя на то, как знакомые пальцы обнимают стекло.