— А как же родители, брат? — Ему было неловко. И не понять почему. То ли по причине такой откровенности, то ли… что-то было между ними. Что-то не отпускало. Не позволяло просто потрахаться и разбежаться.
— Сашка женился, у него сын растет, родители с внуком водятся. У них своя жизнь, Влад. Спокойная, тихая и размеренная. И в ней нет места той суете, которой я сейчас и являюсь. Они рады меня видеть, но я сам отделываюсь только редкими телефонными разговорами. Да и не хочу, чтобы они когда-нибудь стали жертвами папарацци. — Тоска в голосе Димы, кажется, стала почти физически ощутимой. Накрыла, словно тенью, салон, осела на приборной доске невидимой пылью.
Влад свернул с улицы в какой-то двор, припарковался так, чтоб видеть что же творится в машине было невозможно и, отстегнув ремень безопасности, повернулся к Димке. Осторожно погладил бледную скулу.
— Хотел бы я быть твоим плюшевым мишкой.
Дима дернулся, выдавил улыбку, радуясь, что глаза спрятаны за стеклами очков.
— Ты был бы очаровательным медвежонком, Соколовский, но, увы, в сумку тебя не засунешь: великоват немного. — Ожгла внутри, как кислотой, злость на самого себя. И какого черта он начал жаловаться на жизнь? С некоторых пор он терпеть не может жалость, а с Владом… то и дело на нее сам нарывается.
— Relax, Дим, выдыхай.
Влад не видел его глаз за темными стеклами очков. Не важно. Важно, что Димке плохо и это чувствуется.
— Давай так, сейчас мы доедем до супермаркета, ты тихонько посидишь, я пчелкой куплю все что нужно, и мы закрываемся у меня дома. Обещаю быть кем угодно. Только выдыхай. Хорошо?
— Хорошо, — Дима медленно кивнул. А потом вдруг, неожиданно для самого себя, подался вперед, целуя Влада. Мягко, благодарно. — Спасибо.
— Вот и чудненько, — Влад кивнул ему в ответ и неспешно вырулил назад, на улицу.
До ближайшего «Ашана» они добрались довольно быстро. Влад и впрямь управился за пятнадцать минут. К машине он возвращался почти как та самая ломовая лошадь из старой поговорки, груженый под завязку. Хоть в зубах пакеты неси. Покидав покупки на заднее сидение к Димкиному пакету, он прыгнул в салон и улыбнулся. Сунул Бикбаеву большую полосатую карамель на палочке.
— Это чтобы ты не грустил.
Дима пару мгновений ошарашено смотрел на конфету в своей руке, а потом звонко расхохотался и, сняв хрустящий целлофан, принялся уплетать лакомство с почти детским восторгом. Губы мгновенно стали липкими, сладкими, но Диме было все равно: он облизывал, посасывал и надкусывал карамель и, кажется, на это время вообще выпал из реального времени.
— Ты — это что-то, — посмеиваясь, комментировал его действия Влад. Время от времени он зависал, глядя на него на светофорах, и потому — было безмерно счастлив, когда наконец припарковался на своем обычном месте на стоянке возле дома. — Все, прибыли.
Он выбрался из машины и сунулся назад. Доставать пакеты было ничуть не легче, чем запихивать их в салон.
Дима вышел из машины, выбросил палочку и целлофан в ближайшую урну и, взяв свой пакет, потянул один из тех, которые Соколовский на себя нагрузить еще не успел.
— Владик, ты, конечно, до сих пор растущий организм, но ты не переборщил? — почти ехидно поинтересовался Дима, захлопывая дверцу. — Ну и как ты теперь будешь дверь открывать, чудо? И машину нужно на сигнализацию поставить.
Влад невозмутимо поставил один из пакетов на асфальт и, чирикнув брелком, достал из кармана джинсов связку ключей. Подхватив ношу, легкой трусцой добрался до подъезда. Магнитный замок загудел и открылся, пропуская их внутрь.
— Вуаля, друг мой, все элементарно и просто.
— Позер, — фыркнул Дима и неторопливо прошел следом. Вызвал лифт, пропустил Влада в кабинку и сам встал у стены, чувствуя себя почему-то неловко. Только сейчас до него дошло, что его пребывание в квартире Соколовского влетит хозяину в копеечку. Судя по тому, сколько и чего он накупил. И ведь обидится смертельно, если предложишь деньги. Черт… Придурок. Надо было самому об этом позаботиться.
— У тебя научился, — отпарировал Влад, с пыхтением выбираясь из кабинки на родном седьмом этаже. Дверь он открыл быстро, так же быстро пропустил Димку вперед. Дом внушал покой и уверенность. Ничто так не успокаивало, как ощущение знакомого тепла. Его дом. Его крепость. — Милости прошу.