— Не слабые у тебя желания, Соколовский, — пока Влад ходил за смазкой, Дима успел снять свои джинсы и теперь просто валялся на диване на животе, подперев голову рукой и смотрел на него. Расслабленный, спокойный, улыбающийся. — Хотя если жить в таком режиме, к концу недели нас друг от друга тошнить будет.
— По мне — так лучше пусть тошнит, чем я всякий раз, когда буду видеть тебя в телевизоре — буду испытывать острый такой неперебиваемый стояк, — пожал плечами Влад и растянулся рядом.
— Ты внезапно начал смотреть музыкальные каналы? — Дима вскинул бровь и принялся играть с тюбиком, словно и не собирался еще пару минут назад заниматься любовью.
— И всякий раз, когда я включаю какой-нибудь канал, обычно натыкаюсь там на тебя, — хмыкнул Соколовский, прикрыв глаза. — Очень… странная тенденция.
— Я бы сказал, что кто-то издевается, — Дима отложил в сторону тюбик, чуть придвинулся и коснулся кончиком пальца до родинки на скуле Влада. Легко погладил плечо, спустился ниже, обвел крохотный бугорок под тканью майки на груди, а потом подтянулся и накрыл его губами, скользя по стремительно затвердевшей вершинке языком. Белоснежный хлопок мгновенно намок, Дима аккуратно прихватил его зубами и отпустил, кинув на Влада быстрый взгляд.
Влад судорожно выдохнул и открыл глаза, тут же столкнувшись с Димкиным взглядом. Облизнул в момент пересохшие губы.
— И кто же это?
— Жизнь? — с легкой, необидной усмешкой ответил Дима и принялся за второй сосок. Медленно, неторопливо, как пару часов назад лакомился карамелькой.
По телу легкая дрожь. Помимо воли выгибается, стараясь продлить соприкосновение, хоть на миг дольше. На вздох. На короткий всхлип, что срывается с зацелованных губ.
— И в этот раз я с ней соглашусь…
— Мазохист, — выдохнул Дима, запуская руку под его майку. Царапнул дрогнувший животик, погладил растревоженный на груди бугорок и отстранился. — Раздевайся.
— Не больший, чем ты, — вернул ему комплимент Соколовский. Он быстро вытряхнулся из майки, из обрезанных домашних джинсов и опустился на постель.
— Зануда, — ответный выдох Димы был почти нежным. Он лизнул приоткрытые губы Влада, а потом просто провел языком влажную дорожку вниз. Легко прихватил зубами кожу на животе, мягко развел руками в стороны бедра Влада, накрыв ладонью уже напряженную плоть, пока еще скрытую под бельем. Чуть сжал пальцы и отпустил. Подтянулся и накрыл собой Соколовского, втерся меж его ног. Чуть качнулся, создавая трение, и улыбнулся, услышав сорвавшийся с его губ судорожный выдох.
Влад подался ему на встречу, ногами сжимая бедра.
Хорошо… чуть сильнее — и под зажмуренными веками сверкает россыпь искорок. Почему таких ощущений он ни с кем не испытывал? Почему только с Димкой? Почему только вкус его кожи взвинчивает возбуждение до небес? Сколько многоточий он сам оставит на теле Димки? Хоть сколько. Только бы помнил.
— Тш-ш-ш… Не торопись, — легкий выдох Димы в горячие губы. И вжаться сильнее. Резче. Закусить рвущееся с языка «хочу тебя»…
…В этот раз все было по-другому. Глаза в глаза, губы в губы. Неторопливо, сильно, жадно. До самого конца, до дрожи, до закушенных губ и сдавленных стонов. Вскриков и всхлипов. То изматывающе медленно, то бешено-сильно. И еще, и еще… Пока терпеть уже больше не было сил. Пока не упали на влажную кожу живота Влада белесые капли…
Темной патокой растекается по комнате нега. Та самая, что делает сумерки нежными, а людей — мягче. Та самая, что заставляет говорить друг другу глупые нежности и милые глупости.
Влад кончиками пальцев очертил алую кайму вокруг губ Димы и улыбнулся.
— Прости, я немного перестарался.
— Мне нравится, — отразил его улыбку тот, не открывая глаз. Лежать, просто лежать рядом было… хорошо. — И, знаешь, я, кажется, готов к тому, чтобы провести эту неделю вот так, валяясь на твоем диване.
— Совесть больше не терзает? — тихо рассмеялся Соколовский. Широкие брови, аккуратный нос, высокие скулы, острые иголочки ресниц. Ему нравилось невесомо касаться лица Димы.