За 52 минуты следователь Булатович узнал о Кирилле все: и о том, что в восемнадцатилетнем возрасте его очерк вошел в молодежный сборник журналистов, и о его романе на третьем курсе с Ириной («Как же я сожалею, что они расстались с Ирочкой!»), и о том, как Кирилл благодаря исключительно своему таланту смог создать и раскрутить такую популярную и всеми любимую газету, и о том…
Наконец Алексей Булатович не выдержал. Он был сыт по горло Кириллом Соболевым. Ему казалось, что его биографию он изучил вдоль и поперек, заглянул в каждый изгиб его жизни, словно престарелый сладострастник в изгиб тела своей молодой возлюбленной. И понял, что, если он еще раз услышит сочетание «Кирилл Соболев», его просто-напросто стошнит на этот прекрасно сервированный столик.
Булатович привстал, нервно зевнул и поднял обе руки вверх, словно сдаваясь на волю победителя. И хотел уже произнести: «Да, да, конечно, это все просто замечательно. Ки… ваш сын – ангел, но поймите же и меня: труп неизвестной пожилой женщины в его квартире, жена, бьющаяся в истерике, его собственная жена – с этим-то надо как-то решать». Но вместо этого неожиданно для себя самого спросил:
– Раиса Михайловна, не знаете ли вы случайно, у вашего сына был пистолет?
– Пи-сто-лет?! – Ну все, сейчас она сама выхватит из-за пазухи пушку и расстреляет его в упор.
Возмущение было таким сильным, что лицо Соболевой пошло алыми, в цвет его китайской зажигалки, пятнами, а глаза скосились куда-то к носу.
– Пистолет? Да вы что?! Зачем Кириллу пистолет? Конечно, не было и быть не могло. Он журналист, поймите, а не бандит с большой дороги.
– То есть о наличии оружия у вашего сына вам ничего не известно? – подвел итог Булатович.
– Мне известно, мне совершенно известно, что никакого оружия у Кирилла нет.
– Хорошо, хорошо. Зачем же так волноваться? Нет и прекрасно.
– Теперь, надеюсь, я ответила на все ваши вопросы? – Раиса Михайловна надменно улыбнулась и встала, давая понять, что разговор можно и закруглять.
– В общем, да. – Разговор действительно пора закруглять, большего у нее все равно не узнаешь. – Только вот адресок Аниных родителей не могли бы вы написать?
– А зачем вам ее родители? Они-то тут уж точно совершенно ни при чем. Но если вам так угодно, пожалуйста.
Раиса Михайловна вышла из комнаты и тут же вернулась с записной книжкой в шикарном кожаном переплете и с паркеровской ручкой. Вырвала листок (какова жертва, он бы, Булатович, из такой книжки точно никогда бы ничего не стал вырывать), написала адрес и протянула ему:
– Вот, возьмите.
– Спасибо. – Алексей протянул Соболевой взамен свою визитку. – Если что узнаете нового, звоните.
– Непременно. – Она нетерпеливо кивнула и демонстративно посмотрела на часы.
Все, осталось только попрощаться и уйти: лимит гостеприимства Соболевой явно исчерпан. Булатович затоптался у двери, соображая, все ли заготовленные вопросы он ей задал и не забыл ли спросить о чем-то важном.
– До свидания.
– Всего хорошего. – Раиса Михайловна открыла дверь. – Вы сейчас к Ирине?
– Да. – Булатович удивленно на нее посмотрел.
– Она мне звонила перед самым вашим приходом, так что я в курсе.
Ну конечно, они созваниваются, иначе и быть не может, и договариваются, о чем можно, а о чем ни в коем случае нельзя говорить следователю, чтобы не вынести лишнего мусора из избы их газеты и личной жизни. Вот только имеет ли этот их мусор отношение к делу или не имеет? Неплохо было бы подобраться к помойке и самому покопаться, вдруг да и обнаружится среди очистков, окурков и смятых бумажек что-нибудь полезное, что-нибудь этакое, выводящее на след. Да только как к помойке подберешься? Они будут бдительно охранять все подступы к ней, как когда-то охранялся вход в Мавзолей.